В июне 1943 года — впервые за время войны — я съездил в Ленинград. Нужно было получить у наиболее известных поэтов блокадного Ленинграда стихи, которые наша скромная газета могла бы напечатать «первым экраном». Мне удалось получить стихи у В. Инбер, Б. Лихарева, А. Прокофьева, В. Саянова. Встретившись с Прокофьевым, я тотчас заговорил с ним об Орлове. Он сказал, что вместе с Саяновым и Лихаревым собирается побывать в нашей 8-й армии. Может быть, на месте удастся сделать все возможное.
В июле ленинградские поэты действительно приехали в нашу «восьмерку». Мы с Прокофьевым отправились в 286-ю стрелковую дивизию, которая считалась «моей», потому что я в ней часто бывал. Пока мы были вместе, я не раз напоминал Александру Андреевичу об Орлове. Когда мы вернулись из дивизии, Прокофьев разговаривал об Орлове с членом Военного совета армии генералом Зубовым, но добиться ничего не удалось.
Ленинградские поэты уехали. Оставался последний шанс — обратиться к подполковнику С. Глушанкову. Он ведал в политотделе армии агитацией и пропагандой. Это был человек, влюбленный в литературу. К людям, так или иначе с ней связанным, он относился с неподдельным уважением.
Но Сергей Венедиктович меня не поддержал.
— Дорогой друг, — сказал он как можно мягче, — если бы ваш Орлов был рядовым солдатом, все было бы очень просто. — Он напомнил, как по его инициативе отозвали из части и перевели в армейский ансамбль солдата, оказавшегося выпускником одного из московских театральных училищ. — Но Орлов — лейтенант, командир танка. Кто разрешит нам перевести его в редакцию? — Глушанков тяжело вздохнул: — Ничего не поделаешь, война! Одно из двух — или он геройски погибнет в бою, или уцелеет и напишет замечательные стихи о танкистах.
Я на всю жизнь запомнил эти слова.
Между тем Орлов, ничего не ведавший о переговорах, которые велись за его спиной, время от времени появлялся у нас в редакции. 5 сентября газета дала литературную страницу, где было напечатано стихотворение гвардии лейтенанта С. Орлова «У костра». Кстати сказать, рядом печатались стихи другого даровитого лейтенанта, которого также ожидало будущее поэта, — Анатолия Чепурова. Через две недели мы напечатали стихотворение Орлова «В землянке» (оба эти стихотворения вошли в его книгу «Третья скорость», вышедшую в Ленинграде в 1946 году и явившуюся его поэтическим дебютом). В ноябре появились стихи, написанные гвардии старшим лейтенантом С. Орловым, — «Счастье», «Сталинград». К тому времени Орлов командовал уже не танком, а танковым взводом.
Осенью 1943 года было решено издать книгу о боях на Волховском фронте. Меня отозвали в Политуправление фронта. Вернулся я в редакцию лишь в феврале 1944 года. В жизни 8-й армии произошли за это время большие перемены. Она, наконец, покинула насиженные места среди волховских болот и перебралась под Новгород. Все нетерпеливо ждали наступательных боев.
Орлов прекрасно выразил это тогда в стихотворении «Прощание с землянкой»:
Когда я вернулся, мой друг Дм. Хренков — откуда ему было знать, что двадцать лет спустя он напишет книжку о поэте Сергее Орлове! — рассказал, что Орлов все время поддерживал связь с редакцией. Последняя — случайная — встреча была по пути к Новгороду. Одна из редакционных машин увязла в снегу. Проходивший по шоссе танк остановился и мгновенно вытащил машину. Это был танк гвардии старшего лейтенанта Сергея Орлова, направлявшийся к полю боя.
Орлов участвовал в боях за Новгород и в феврале 1944 года написал стихотворение «Танки в Новгороде»:
Однако воевать ему оставалось недолго — в одном из февральских боев тяжелый снаряд угодил в его машину. Орлов был охвачен пламенем, жестоко обгорел, но его все-таки удалось спасти. Ни о какой службе в армии, конечно, не могло быть и речи.