Приближалась осень, время торопило, а ответа из Москвы не было. В ожидании Сергей узнал, что авиационная специализация намечается в Киевском политехническом институте на механическом факультете. В ОАВУКе Королеву дали командировку и рекомендации. В октябре в Одессу пришло письмо из Киева, адресованное Валентину Божко.
«Валя… Валя… Самый близкий друг. Гроза всех одесских хулиганов, прославленный своим ударом левой. Политик и философ, «революционер стройшколы» и прораб Одессы. Поверенный всех моих дел и мечтаний. Ты один поверил, что когда-нибудь я взлечу высоко-высоко. Я уже сделал шаг к этому. Вот теперь я студент КПИ. И профессор Длонэ читает лекцию «Ограниченность и бесконечность Вселенной». Если она бесконечна — бесконечны и открытия в ней! Помнишь наши разговоры в Одессе, Валя?..»
А вскоре пришло уведомление из Москвы, в котором сообщалось, что командование военной авиации ничего не имеет против зачисления С. П. Королева в Академию имени Н. Е. Жуковского. Но оно опоздало.
Киевский отрезок его биографии может показаться скуповатым на события занимательные. Изо дня в день учеба, а поскольку отчим и мать не могли оказать ему достаточную материальную помощь, Сергею самому приходилось зарабатывать деньги. Матери он писал: «Встаю рано утром, часов в пять, и бегу в редакцию, забираю газеты, а потом бегу на Соломенку, разношу. Вот так зарабатываю восемь карбованцев. И думаю даже снять угол…» Он научился сапожничать и сам чинил свои ботинки, помогал крыть крыши черепицей, был грузчиком, не гнушался никакой работы, чтобы накопить денег на книги и материалы для постройки задуманного планера.
Он не попадал в беду — и не выкарабкивался из нее. Не совершал крупных ошибок — и не бил себя кулаком в грудь в раскаянии. Любимая заповедь его: «Не хватайся за все, но все успевай». Как все это совместить с порывом, романтикой и энтузиазмом лозунга того времени: «Крепче крепите воздушную снасть, крепче крепите Советскую власть»? Он совмещал. Его приняли в группу таких же, как и он, одержимых небом, которые строили планеры «КПИР-4», «КПИР-4-бис», «КПИР-3». Один из них Королев взялся испытать. И полетел. Только завершился этот полет падением, ушибами, поломкой планера и потерей подаренных отчимом наручных часов.
Планер быстро отремонтировали, ссадины и синяки вскоре зажили, без часов тоже можно было прожить, а вот как прожить без любимого дела, когда все вдруг застопорилось?
Летом 1925 года судьба уготовила еще одно испытание Сергею. Белые брезентовые башмаки обещали «дотянуть» в лучшем случае до осени. А что потом? До печального «потом» дело не дошло. Совершенно неожиданно ему предложили поработать статистом на киносъемках «Трипольской трагедии».
— Артистом? — переспросил удивленный Сергей.
— Нет, статистом, — пояснил тот, кто набирал «солдат» для съемок фильма.
Съемки шли в Триполье, в тех самых местах, где в 1919-м молодые командиры сражались с бандами за Советскую власть на Украине, многие из них погибли от пуль атамана Зеленого, были изувечены, порублены шашками залетных банд. Королев поднимался в атаки, ползал, стрелял, вступал в рукопашную, изображал плывущий по реке труп, совершал головокружительные прыжки с обрыва в Днепр…
Во время съемок он забывал об условности происходящего и настолько входил в роль, что другие статисты жаловались режиссеру: «Королев может и вправду убить или заколоть штыком!» Снимавший фильм некий Анощенко приметил красивого, стройного и ловкого юношу, который выделялся темпераментом и старанием. «Из этого может получиться неплохой актер на характерные роли», — говорил он своим помощникам. Однажды предложил Королеву перейти в труппу. Сергей отказался. На ботинки заработал, и хватит.
Пришел сентябрь, а вслед за ним и октябрь. На приостывшую за ночь землю медленно ложилась бронзовая листва. Тихо в утренние часы на улицах еще не проснувшегося города. Сергей слышит, как каблуки новых ботинок стучат по брусчатке Крещатика. Работа, учеба, работа, учеба… Допоздна в общежитии решал головоломные задачи, чуть свет торопился за газетами. Зимой — лекции в нетопленых аудиториях. Холодно, профессор в шапке, пальто, перчатках. Руки мерзнут, писать невозможно, остается лишь слушать. А голова тяжелая-тяжелая. Закрыть бы глаза, заснуть на полчасика. Но нельзя. В мозгу пульсирует упрямая мысль: понять, вникнуть, запомнить.
Иногда отвлекался, размышлял о жизни, о задуманных конструкциях. Выходило, что о механическом соединении подготовленного материала и мечтать нельзя. Поиск простейших вариантов нередко заводит в русло повторений уже известного. Надо из разнородных первоэлементов сотворить нечто ранее небывалое. Тогда уйдешь вперед. Так, собственно, происходит и в самой жизни: каждое новое поколение осваивает мудрость отцов, но постигает не тысячи личных правд, а какую-то общую для всех этих предшественников истину. А в чем эта истина? Для каждого наступает момент, когда он вдруг оказывается один и останавливается в нерешительности перед неведомой чертой. Чтобы шагнуть за нее, надо хорошенько подумать, все взвесить. Тут нужны свой собственный разум, своя воля, свое конструкторское видение. За этой-то чертой и начинается самое трудное в человеческой биографии.