Антон Федотыч, которого мы оставили на крыльце, все еще сидел там и не входил в комнату. Средство это он, особенно в холодное время года, употреблял издавна и всегда почти для себя с успехом. Во-первых, уходя на крыльцо, он удалялся от супруги; во-вторых, освежался на воздухе от головомойки и, наконец, в-третьих, возбуждал к себе в Катерине Архиповне участие. Спустя четверть часа она обыкновенно говорила: "Что, сумасшедший-то там стоит? Простудится еще: эй, девочка, мальчик! Подите скажите барину, что он там стоит?" Барину сказывали, и он возвращался торжествующий и спокойный, потому что Катерина Архиповна после этого обыкновенно его уже не журила и даже иногда говорила, чтобы он выпил водки. В настоящее время Катерина Архиповна, видно, очень рассердилась; прошло уже более четверти часа, как Ступицын сидел на рундучке крыльца, а она не высылала; Антону Федотычу становилось очень холодно; единственный предмет его развлечения - луна скрылась за облаками. Вдруг в темноте послышались шаги.
- Ах! - вскрикнул вслед за тем женский голос.
- Ух, черт возьми! - произнес с своей стороны Ступицын, схватившись за живот, в который ударилась чья-то нога.
- Кто это? - повторил тот же голос.
- А ты кто? - спросил Ступицын.
- Я пришла к знакомым моим, - сказал женский голос. - Вы здешний?
- Здешний. Кого вам надо?
- Катерину Архиповну.
- Жену мою?
- Вы супруг Катерины Архиповны?
- Точно так.
- Ах, боже мой, извините, я очень хорошая знакомая Катерины Архиповны. Честь имею рекомендоваться: Татьяна Ивановна Замшева.
- Позвольте и мне, с своей стороны, представиться: Антон Федотыч Ступицын. Что мы здесь стоим? Милости прошу!
Хозяин и гостья вошли в залу, в которой никого уже не было. Татьяна Ивановна и Антон Федотыч смотрели несколько времени друг на друга с некоторым удивлением. Обоих их поразили некоторые странности в наружности друг друга. Антону Федотычу кинулись в глаза необыкновенные рябины Татьяны Ивановны, а Татьяна Ивановна удивлялась клыкообразным зубам и серым, навыкате глазам Ступицына. Оба простояли несколько минут в молчании.
- Могу ли я видеть почтеннейшую Катерину Архиповну? - проговорила Татьяна Ивановна.
- Не знаю-с; она там у себя. Я сейчас спрошу, - отвечал Ступицын и вышел. К супруге, впрочем, он не пошел, но, постояв несколько времени в темном коридоре, вернулся.
- Она чем-то занята, милости прошу садиться, - проговорил он и, указав гостье место, сам сел на диван.
- По семейству, вероятно, соскучились и изволили приехать повидаться? начала Татьяна Ивановна.
- Да, повидаться захотелось, - отвечал Антон Федотыч, - раньше нельзя было; у меня нынче летом были большие постройки: тысяч на шесть построил.
- На шесть тысяч?
- Почти на шесть. Два скотных двора на каменных столбах - тысячи в две каждый, да кухню новую построил в пятьсот рублей. Нельзя, знаете, усадьба требует поддержек.
- Без всякого сомнения; однако у вас и усадьба должна быть отличная.
- Изрядная. Хлебопашество, главное дело, в хорошем виде: рожь родится сам-десят, это, не хвастаясь, можно сказать, что я устроил. Прежде, бывало, как сам-пят придет, так бога благодарили.
- Скажите, что значит хозяйство.
- Хозяйство вещь важная, глубокомысленная в то же время, - сказал Ступицын.
- Нынче без ума нигде нельзя, - заметила Татьяна Ивановна.
Разговор на несколько минут остановился.
- Да это бы ничего, - начал опять Ступицын, - за хозяйством бы я не остановился, да баллотировка была, так, знаете, нельзя.
- Вы изволили баллотироваться?
- Нет, то есть меня очень просили в предводители, да не мог отказался.
- Отчего же это не захотели послужить?
- Нельзя-с, семейные обстоятельства; впрочем, на одном обеде мне очень выговаривали... совестно, а делать нечего.
- Конечно, Антон Федотыч, в семействе иногда и не хочешь, а делаешь.
- Не иногда, а всегда. Вы имеете детей?
- Я девица.
- А батюшка жив?
- Помер. Я живу одна - сиротой... Каковы дороги?
- Кажется, хороши: шоссе отличное, а проселков я почти и не заметил. У меня очень покойный экипаж.
- Бричка, верно?
- Нет, коляска; совершенная люлька; прочности необыкновенной, и, вообразите, я ее купил у соседа за полторы тысячи и вот уже третий год езжу, ни один винт не повредился.
- Приятно в таких экипажах ездить, - заметила Татьяна Ивановна. - Вот мне здесь случалось с знакомыми ездить, так просто прелесть. Нынче, я думаю, этаких экипажей прочных не делают.
- Есть и нынче, только дороги. Нынче, впрочем, все вздорожало. Вот хоть бы взять с поваров: я платил в английском клубе за выучку повара по триста рублей в год; за три года ведь это девятьсот рублей.
- Легко сказать: девятьсот рублей! Впрочем, я думаю, и повар вышел отличный?
- Бесподобный. Он у нас теперь в деревне; так вот беда: захочешь иногда этакий для знакомых сделать обедец, закажешь ему, придет: "Вся ваша воля, говорит, я не могу: запасов нет". Мы думаем его сюда привезти. Вот здесь он покажет себя; милости прошу тогда к нам отобедать.
- Покорнейше вас благодарю, я уж и так много обласкана вниманием Катерины Архиповны. А я заговорилась и не спросила: здоровы ли Прасковья Антоновна, Анна Антоновна и Марья Антоновна?
- Слава богу. Я, признаться сказать, очень рад, что они сюда переехали, а то в деревне от женихов отбою нет.
- Ну, этим для родителей тяготиться нечего.
- Даша! - послышался голос Катерины Архиповны. - Где барин?
- В зале, с Татьяной Ивановной разговаривают, - отвечала горничная.
- Теперь, я думаю, можно к Катерине Архиповне? - спросила гостья.
- Можно, я думаю, - отвечал Антон Федотыч, остановленный голосом супруги.
Татьяна Ивановна ушла. Антон Федотыч сидел несколько минут в каком-то приятном довольстве от того, что успел себя показать новому лицу и еще даме. Посидев несколько времени, он вдруг встал, осмотрел всю комнату и вынул из-под жилета висевший на шее ключ, которым со всевозможною осторожностью отпер свой дорожный ларец, и, вынув оттуда графин с водкою, выпил торопливо из него почти половину и с теми же предосторожностями запер ларец и спрятал ключ, а потом, закурив трубку, как ни в чем не бывало, уселся на прежнем месте.
Подобного рода контрабанду Антон Федотыч употреблял в своей безотрадной жизни при всяком удобном случае, то есть когда у него случалось хоть сколько-нибудь денег. Для этой, собственно, цели имел он особую шкатулку, которую тщательно запирал и никому не показывал, что в ней хранится.
Татьяна Ивановна, войдя к хозяйке, которая со всеми своими дочерьми сидела в спальной, тотчас же рассыпалась в разговорах: поздравила всех с приездом Антона Федотыча, засвидетельствовала почтение от Хозарова и затем начала рассказывать, как ее однажды, когда она шла от одной знакомой вечером, остановили двое мужчин и так напугали, что она после недели две была больна горячкою, а потом принялась в этом же роде за разные анекдоты; описала несчастье одной ее знакомой, на которую тоже вечером кинулись из одного купеческого дома две собаки и укусили ей ногу; рассказала об одном знакомом ей мужчине - молодце и смельчаке, которого ночью мошенники схватили на площади и раздели донага.
- Ах, какие вы ужасы рассказываете, - сказала Катерина Архиповна.
- Как же вы от нас пойдете? - заметила Мари.
- А как бог приведет; признаться сказать, очень потрушиваю, да уж повидаться очень хотелось, - отвечала Замшева.
- Вы извозчика возьмите, - сказала хозяйка.
- Ай, нет, Катерина Архиповна, ни за что в свете, - возразила гостья и здесь рассказала происшествие, случившееся с одною какой-то важною дамою, которая ехала домой на извозчике и которую не только обобрали, но даже завезли в такой дом, о котором она прежде и понятия не имела. После этого рассказа ужас овладел всеми дамами.
- Хорошо, что мы никогда на извозчиках не ездим, - сказала мать. Когда мы выезжаем, - прибавила она, обращаясь к Татьяне Ивановне, - то знакомые обыкновенно на своих лошадях нас возят.
- Мамаша! Татьяну Ивановну, пожалуй, оберут, - сказала Мари, принимавшая больше всех участия в гостье, - она бы у нас ночевала.