– А теперь поведи меня к себе и угости стаканом чая.
С дирекцией он простился холодно. Когда мы шли ко мне, Рахманинов, держа меня под руку, с необыкновенной мягкостью и искренностью сказал:
– Ты представить себе не можешь, с каким ужасом я приступил к рассмотрению твоего конфликта с дирекцией. Зная тебя, я чувствовал, что ты не можешь быть виноват. Тем не менее я очень волновался: а вдруг ты и в самом деле что-нибудь натворил? Хватит ли у меня тогда сил вынести тебе обвинительный приговор? Теперь я бесконечно счастлив, что могу открыто обнять тебя, поцеловать и сказать, что во всем этом склочном и грязном деле ты для меня чист, как голубь. С чистой совестью я могу тебя всюду защищать.
Этот факт дает мне право утверждать, что сдержанность, кажущаяся холодность и даже суровость Рахманинова – ненастоящие.
Между прочим, из письма ко мне А.Н. Скрябина от 19 января 1912 года видно не только отношение к этому моему делу Рахманинова, но и взгляд на него самого Скрябина. Вот что он мне писал из Москвы:
«…Вчера я был у Рахманинова и передал ему все, что знал о твоих неприятностях с дирекцией… Рахманинов принимает все это очень близко к сердцу и еще раз подтвердил мне свое намерение сделать все возможное для твоего удовлетворения… С Зилоти еще увидимся, он дирижирует здесь 24-го. С ним тоже буду говорить о твоем деле. Ты не можешь себе представить, дорогой мой, как оно меня задело и как мы все желаем скорого и благополучного исхода для тебя в этой поистине возмутительной истории! Чтобы им всем скиснуть!..
Искренне любящий А. Скрябин».
В жизни каждого человека материально-бытовые условия играют громадную роль и несомненно отражаются на качестве и продуктивности его творчества. Вот эти-то условия у Скрябина и Рахманинова были совершенно различны.
В ранней юности о Скрябине заботились ближайшие родственники, о Рахманинове – Зверев и Зилоти.
В зрелом возрасте, когда забота о средствах к жизни легла на них самих, положение Рахманинова стало сразу несравненно лучше, чем Скрябина, и вот почему.
Рахманинов в своем лице совмещает композитора, пианиста и дирижера, причем и как композитор Рахманинов гораздо более разносторонен и разнообразен, чем Скрябин.
В то время как Скрябин писал почти исключительно для оркестра или фортепиано соло (исключение составляет Концерт для фортепиано с оркестром), Рахманинов написал массу вокальных (хоровых и сольных) произведений, три оперы, камерные произведения (Трио для фортепиано, скрипки и виолончели, посвященное памяти великого художника П.И. Чайковского, и Сонату для фортепиано и виолончели), две сюиты для двух фортепиано, массу фортепианных произведений, четыре концерта для фортепиано с оркестром, много крупных оркестровых произведений и другие.
Скрябин как пианист, вследствие своих незначительных технических данных, да, пожалуй, и в силу того, что он никогда, конечно, после школьной скамьи не играл чужих произведений, карьеры пианиста сделать не мог. У него не было большого пианистического виртуозного размаха, наконец у него не было настоящего полного и сочного звука, которым можно было наполнить большой зал. Бесподобно в то же время Скрябин играл в небольшом помещении, в тесном интимном кружке.
Рахманинов же, как все мы знаем, считается в настоящее время единственным во всем мире пианистом, стоящим вне конкурса и вне сравнения с кем-либо. Каждый концерт его оплачивается чуть ли не десятками тысяч рублей золотом.
Скрябин как дирижер себя совсем не проявил.
Помню, как-то в дружеской беседе он пожаловался мне на свое тяжелое материальное положение. Я спросил:
– А почему бы тебе не попробовать выступить в качестве дирижера хотя бы своих произведений? Ведь ими публика очень интересуется, и твое появление на эстраде за дирижерским пультом вызвало бы большой интерес. Не сомневаюсь, что и материально ты бы значительно улучшил свое благосостояние.
На мое предложение Скрябин совершенно искренне и просто ответил:
– Ты, может быть, и прав, но… я никогда в жизни не дирижировал и даже боюсь взять в руку дирижерскую палочку.
В другой раз я спросил у Александра Николаевича:
– Почему ты не пишешь романсов для пения? Ведь романс – один из интереснейших видов творчества – материально очень выгоден для издателя, а следовательно, и для композитора.
И на этот мой вопрос я получил отрицательный ответ.
– Я не могу, – сказал мне Александр Николаевич, – писать романсы на чужой текст, а мой – меня не удовлетворяет.