В 19 лет у меня была возможность уехать в Германию. Один из крупных немецких профессоров, посмотрев мои препараты в Институте мозга, пригласил меня делать то же самое, но в Германии, натурализоваться. Но я не поехал, потому что понимал, что там мне придется делать то, что скажут, а не то, что мне нравится. Осознанный выбор.
Амиран Сардаров: Что для вас работа, способ интересно проводить время, это делает вас счастливым?
Сергей Савельев: Счастливый человек это тот, кто делает то, что ему нравится. Я это и делаю. Могу ответить стихами из букваря Бёме, который издали во Франции русские мигранты и крупные художники. Женщина по фамилии Бёма подобрала в том числе сочинителей стихов, которые написали к каждой букве свой стих. И вот в буква «л» был такой стишок, который полностью отражает мое представление об этом мире и свою позицию в нем. Он звучит так:
Из гуманистических соображений я рассказываю о своей работе. Но вот этим стихом исчерпывается моя реакция и на внешние моменты и на всякие другие проблемы.
Амиран Сардаров: А как вы вообще относитесь к людям? Были когда-то идеалистические желания им помочь?
Сергей Савельев: Это объект моих исследований, как мне их не любить. Людей я знаю хорошо, давно среди них живу. Представить себе, что та среда, в которой я вырос, и что ей требуется помощь ― это, конечно, смешно. Вы не представляете, что это за район в 60-е и 70-е годы. В отношении человечества никаких иллюзий у меня не было. Но это не значит, что они мне не интересны. Это бесконечный источник вдохновения.
Жалко, конечно, когда ты наблюдаешь, как люди десятилетиями совершают одни и те же ошибки и не отдают себе отчет о том, что они делают. Это позволяет задуматься о мозге. Когда вы занимаетесь мозгом, то наблюдение за людьми ― это такой же инструмент научного исследования, как и ковыряние в мозгах усопших людей. Это столь же важно, иначе вы не поймете, как это всё работает. Такой же компонент.
Амиран Сардаров: У вас есть мечта?
Сергей Савельев: Дожить до церебрального сортинга, получить возможность активно работать, чтобы было необходимое оборудование, чтобы изучать мозги хотя бы post morten многих талантливых и одаренных людей, которые умирают. Наладить цитоархетонический анализ, хотя бы после смерти людей. А в идеальных условиях ― и при жизни. Меня интересуют не так уж и много людей. Но таких возможностей у меня сейчас нет. Потому что на это требуются очень значимые ресурсы, а у меня нет необходимого и достаточного оборудования. Хотелось бы создать такой завод по изучению мозга, с цехами по квадратному километру, чтобы была точная техника и налаженная система, которая бы позволяла собирать то бесценное в человечестве, а именно его мозги, и исследовать их.
Вот в таких масштабах. Чтобы я мог смотреть все эти мозги. И тогда я был бы совершенно счастлив. Но, боюсь, что это несбыточная мечта. Я уже когда-то попробовал свою мечту на вкус. Книга про Изменчивость и гениальность ― это романтическое послевкусие. Для осуществления моей мечты нужно реальное желание человечества разобраться в собственных мозгах. Такого желания я у него не вижу. Программы, которая сейчас делают в Европе, которые делает Обама ― они никогда ни к чему не приведут. Они порочны в своем зародыше. И это не те деньги, за которые можно что-то сделать. Программа реального изучения мозга человека, хотя бы на том уровне, который я вижу на сегодняшний день, чтобы она давала результат через 3–5 лет — это требует серьезных вложений. Таких вложений нет, и я боюсь, что не доживу. Но это ничего не значит. Всё, что могу — я делаю. Может быть найдутся заинтересованные люди, которые как-то это сделают, со мной или без меня.
Так что мечта есть. Превратить зародыши исследований в реальные события. А я прекрасно понимаю, что то, что есть сейчас — это только зародыши проектов. Тех реальных масштабных дел, которые решат ключевую проблему человечества. А именно сделать людей людьми. Чтобы нами руководила рассудочная деятельность, а не инстинкты.