Немецкие демократические власти проявили типичный европейский либерализм, запретив Кириллу после принятия императорского титула вести политическую деятельность. Задолго до прихода к власти нацистов немецкие защитники демократии регулярно арестовывали русских белогвардейцев в Германии по доносам большевиков или подозревая их в работе на французскую разведку. Что и вызывало отъезд многих из Берлина и в целом неприязнь к Веймарской республике.
Информатор ИНО ГПУ сообщил, будто эта полемика С.С. Ольденбурга и Н.Е. Маркова была неудачной. «Ольденбург, критикуя некоторые части доклада о главных его положениях, должен был либо умалчивать, либо соглашаться с ним» (это не является показателем неуспеха, поскольку монархическая идея одна у кириллистов и их критиков, такая близость даже необходима, это не пример борьбы с большевиками или либералами).
Чекисты, отслеживавшие деятельность монархических организаций, относительно начала весны 1925 г. информировали о берлинском национальном объединении, которое перешло от нейтрального отношения к кириллистам к более определённой поддержке Великого Князя Николая Николаевича. «Члены группы, вроде Ольденбурга, ранее поддерживавшие с кирилловцами личные деловые сношения, ныне стараются их прервать» [«Русская военная эмиграция» М.: РГГУ, 2013, Т.6, с.453, 460].
А.С. Хрипунов, возглавлявший это объединение, как и С.С. Ольденбург, состоял во время гражданской войны в СГОР, ещё при Скоропадском в Киеве. Сюда же входил А.А. Лампе, знакомый по «Великой России», И.С. Лукаш, Ф.В. Шлиппе, И.А. Ильин, Л.И. Львов, В.Е. Татаринов, И.М. Бикерман, В.С. Мандель.
15 марта на Русском Общественном Собрании в присутствии около 100 человек С.С. Ольденбург выражал уверенность, что авторитет Царской Власти сплотит вокруг себя всех русских патриотов. Н.Е. Марков признал что раскаивается во многом сказанном им ранее в Г. Думе. Он говорил о неодобрении западного конституционализма и абсолютизма, правильно понимая Самодержавие и Соборность как настоящие правые альтернативы, соответствующие современным потребностям, без воспроизведения чего-либо исторически устаревшего. Действительно, совершенно не понятно, зачем противники монархистов постоянно приписывают им желание возродить какую-либо негодную старину.
19 апреля в «Руле» вышла статья С. «Доклады о России» про выступления профессоров Русского Научного Института в Немецком Обществе изучения Восточной Европы: С.Л. Франка, Л.П. Карсавина, М.А. Таубе. Там же 10 мая появилась статья С. «Охрана памятников искусства» про это Немецкое Общество и доклад Винклера о библиотечном и музейном деле в Москве. 20 мая в «Руле» мелькнула рецензия С. на десяток строчек «Новые материалы о Тургеневе» о французском профессоре Андрэ Мазоне и его книге о Тургеневе, составленной по материалам Парижской Национальной Библиотеки. Славист А. Мазон после убийства Урицкого был арестован чекистами в Петрограде и до конца 1918 г. содержался в тюрьме в качестве заложника. Мазон хорошо знал С.Ф. Ольденбурга, напишет на него некролог в «Temps».
Момент переезда С.С. Ольденбурга из Берлина в Париж возможно датировать благодаря сообщению об этом П.Н. Савицкого в письме от 21 мая 1925 г.
Соответственно с этим меняется и тема статей С., в «Руле» 21 мая выходит его очерк «Из Сербии»: «тяжёлое положение русских беженцев в Королевстве побуждает их стремиться к выезду из страны. Уезжают главным образом во Францию» из-за возможности получить визу на въезд. Далее упомянут прошедший перед Пасхой съезд русских инвалидов в Париже под председательством генерала Баратова. Написал от также и положении Зарубежной Церкви. «Большой соблазн среди верующих людей произвела одна из панихид по патриархе Тихоне, служил которую один из русских беженских иерархов. В своей речи, посвящённой памяти усопшего, епископ неодобрительно отозвался о деятельности патриарха и в конце концов, коснулся вопроса о необходимости избрания в эмиграции своего патриарха, каковым, по мнению епископа, должен быть митрополит Антоний, кстати, находившийся тут же в церкви. Эта проповедь произвела самое тягостное впечатление на пришедших помолиться об успокоении усопшего патриарха».
В этом эпизоде можно усмотреть влияние евлогианцев и их тактики инсинуаций против сторонников митрополита Антония. Однако следует отметить, что для РПЦЗ характерно почитание патриарха Тихона как исповедника и мученика. То что в последние годы патриарх вынужден был поддаться чекистскому давлению в плане отказа от новых провозглашений церковного осуждения коммунизма, не так важно сравнительно с продолжавшимися репрессиями в его адрес. Чего бы не происходило в случае, если чекисты добились всего что хотели. Иерархи и все верующие, составлявшие РПЦЗ, считали что в открытой идейной борьбе с большевизмом следуют примеру московского патриарха, пользуясь возможностями, каких он был лишён в плену. Следовательно, хотя вопрос об оформлении независимости РПЦЗ от чекистов на тот момент вполне назрел, осуждения покойного патриарха действительно должны были восприниматься неуместными не только евлогианцами, но и сторонниками митрополита Антония (Храповицкого).