23 января 1937 г. о новых показательных процессах в Москве С.С. Ольденбург писал: «ждать выяснения истины от советского суда не приходится. Вопрос только в том, какое впечатление желают произвести на СССР и на внешний мир приспешники Сталина».
Возвращаясь к Испании, Ольденбург отметил, что правительство Франко не разделяет идеологию фалангистов и специально выпустило официальное заявление, «что записываться в фалангисты вовсе не обязательно». В борьбе за политическое преобладание на стороне Франко верх брали монархисты. Подробнее Ольденбург останавливался на положении дел по испанским фронтам, указывая, что войска Франко нигде не сдают завоёванных позиций. Меж тем Англия, следуя желанию большевиков, «ввела кары для тех английских подданных, которые бы захотели участвовать в испанской гражданской войне». Ольденбург видит в этом формальном нейтралитете желание «занять положение арбитра, а не стороны в испанском вопросе», т.е. в очередной раз вести типично английскую двойную игру и выиграть при любом исходе войны, как это было с Гражданской войной в России.
С.С. Ольденбургом мог быть подготовлен подписанный буквой О. некролог на министра финансов П.Л. Барка и анонимная заметка «Правда о Н.К. Муравьёве», составленная по материалам воспоминаний Г.Е. Рейна, используемых и при написании «Царствования Императора Николая II»: «Это было судилище, которое искало материала для обвинения всего старого режима и, следовательно, для обоснования исторической необходимости революции». При описании бесплодной или сугубо негативно-преступной работы ЧСК упоминается среди её деятелей С.Ф. Ольденбург.
Про второй московский процесс Сергей Ольденбург пишет, что на нём по-прежнему всё обвинения основывается только на показаниях подсудимых, связь с Троцким, Германией или Японией является вымыслом, фактически Сталин желает расправиться «со всеми, кто когда-либо и по какому-либо поводу осмеливался сомневаться в правильности его политики».
В отдельной заметке «Радио и дипломатия» С.С. Ольденбург указывает, что современный демократический популизм напрасно заставляет общество ожидать от публичных выступлений глав правительств, Идена, Блюма или Хитлера, каких-то неожиданных влияний на ведение международной политики. «Речи по радио, произносимые для широкой публики, должны только разъяснять и закреплять то, что подготовлено долгой работой дипломатии. Именно ей, а не радио-речам, принадлежит решающее значение». И здесь публичные выступления часто вводят в заблуждение и служат прикрытием реальной политики, выстраиваемой совершенно иначе. «Канцлер Хитлер не раз высказывал своё стремление сохранять мир», добиваясь такими обманными речами собственных целей, вводя ими в заблуждение и белоэмигрантов, включая С.С. Ольденбурга. В действительности Ольденбург разделял это стремление к миру, но не тайная дипломатия нацистского фюрера.
Недооценка общности большевизма и нацизма видна и в другой статье Ольденбурга «Вопрос поставлен» о том, что европейские страны не имеют оснований возражать нацистской критике коминтерна, усматривая разницу «в мировом характере коммунистического учения», в отличие от диктатуры фашизма. К началу 1937 г. эта общность со сталинизмом ещё не проявлялась, но следующие два года нацистская внешняя агрессия будет служить регулярной темой для статей Ольденбурга. На данный момент параллели действительно проводить казалось преждевременно, что и определило решение П.Н. Краснова насчёт переезда в Германию.
В издании «Пушкин 1837-1937» С.С. Ольденбург опубликовал статью «Поэт Империи», где предлагал ценить контрреволюционные страницы его биографии, т.к. Пушкин «больше утверждал, нежели отрицал, – и он был кровно связан со всем величавым строем Императорской России» [«Русское зарубежье. История и современность», 2017, Вып.6, с.107].
10 февраля 1937 г. С.С. Ольденбург вместе с сотрудниками «Возрождения» и другими представителями правой русской печати, И. Лукашом, И. Сургучёвым, Н. Брешко-Брешковским, Е. Тарусским, А. Ренниковым, А. Борманом, подписал протест представителей Союза русских литераторов и журналистов в Париже против лишения правлением союза Л.Д. Любимова прав члена Союза сроком на один год, по причине его конфликта с П.Н. Милюковым. Милюков пытался добиться исключения Любимова из журналистского союза, и вышел из его правления, когда это не удалось. Любимов в знак протеста тоже покинул этот межпартийный профсоюз.