Вместе с тем, письмо справедливо предупреждало об опасности будущих расколов вокруг определения престолонаследника.
В июне 1921 г. И.Ф. Наживин в письме Бунину ругал Бурцева за демократизм и противопоставлял РНК – Рейхенгалль, где «немало умных людей», к которым относил Н.Е. Маркова и израненного в боях с красными князя А.П. Ливена. Доклад Наживина в Рейхенгалле ВМС распространял как открытое письмо А.В. Карташеву.
Организаторы Рейхенгалльского съезда опубликовали выступление на нём Н.Е. Маркова при открытии 29 мая, содержащее справедливые упрёки части представителей Белого Движения, которые недостаточно ясно размежевались с февралистами, рассчитывая за счёт них усилить антисоветский фронт, но вместо того подрывали собственное положение сохранением губительных завоеваний революции. Монархисты имели основания говорить, что более последовательно представляют контрреволюционную идею. При этом высказывания Н.Е. Маркова носили чрезмерно критический характер, не признавая в полной мере положительные заслуги Белого Движения. Что вполне объясняется разочарованием в постигнутой неудаче [«Двуглавый Орёл» (Берлин), 1921, 28 июня, Вып.10, с.3].
На страницах монархического журнала также появились обвинения посла Бьюкенена в подготовке февральского переворота и гибели России.
По другим газетным сообщениям, в Рейхенгалле обсуждался вопрос о создании монархической газеты и того, насколько правого направления она будет придерживаться. Поскольку ВМС не располагал крупными денежными средствами, им так и не удалось наладить выпуск собственной газеты, где С.С. Ольденбург стал бы важнейшим сотрудником.
Левые американские историки, обвиняющие белоэмигрантов в антисоветских убеждениях и предпочитающие монархистам филосемитизм большевизма, вопреки либеральным фантазиям о какой-то значительной взаимосвязи немецкого общества Ауфбау с русскими монархистами, фактически признают, что после того как Ауфбау помогло организовать Рейхенгалльский съезд, выбранный на нём Высший Монархический Совет Н.Е. Маркова поддержал Великого Князя Николая Николаевича, в то время как уже в первой половине 1921 г. руководитель Ауфбау Шойбнер-Рихтер пытался подвести белоэмигрантов под руководство Великого Князя Кирилла Владимировича.
В Германии, незадолго до переезда в Париж, по весьма интересной информации, генерал Краснов часто встречался с представителями немецкого прокирилловского общества Ауфбау, но не поддерживал ни Николая Николаевича, ни Кирилла Владимировича, отстаивая права Дмитрия Павловича [Michael Kellogg «The Russian Roots of Nazism. White Emigres and the Making of National Socialism, 1917–1945» Cambridge University Press, 2005. P.14, 187].
Таким образом, вместо воображаемых либералами русских корней нацизма, мы каждый раз обнаруживаем принципиальные расхождения между монархистами и национал-социалистами. Как пишет Майкл Келлог, Ауфбау вело «ожесточённо непримиримую борьбу с Высшим Монархическим Советом». П.Н. Шабельский-Борк и С.В. Таборицкий, о связи которых с национал-социалистами постоянно пишут либеральные историки, не имели никакого отношения к ВМС, под руководством которого состояло 85 монархических организаций. Столь же феноменально абсурден поиск такими западными русофобами истоков нацизма у А. Шопенгауэра. Враги русского национализма одновременно противники и всех национальных культур, хоть немецкой, хоть американской, хоть французской.
Обыкновенную для американца Ричарда Пайпса историческую некомпетентность показывает его утверждение, будто съезд в Рейхенгалле провёл некий «Временный» монархический союз, учреждённый В.К. Кириллом Владимировичем. Такие дикости насчёт русских монархистов регулярно встречаются в биографии П.Б. Струве, написанной Пайпсом. Невозможно перечислять все такого же качества блестящие открытия Пайпса. К примеру, будто бы в 1920-21 г. при большевиках «террор прекратился» и всё нормализовалось.
Что же до отношений «Ауфбау» с кириллистами Ф. Винбергом, К. Сахаровым, В. Бискупским и др., то убитый во время путча ноября 1923 г. монархист Шойбнер-Рихтер определённо придерживался идеи русско-немецкого союза, что прямо опровергает ложные нацистские расовые теории. В марте 1922 г. полковник Винберг объяснял мюнхенской полиции, что их литературная работа направлена к сближению «монархической России с Германией», что в корне противоречит сугубо негативным нацистским принципам НСДАП. Все претензии, следовательно, нужно предъявлять тем нацистским идеологам, которые положительных идей русских монархистов категорически не разделяли.