— Ну, как, Николай? — спросил затем отец сына.
— Все так же, — ответил сын. — Не хочу в коммерцию.
Сергея Иван Ильич уже и не пытался уговорить стать торговым служащим. Глава семьи вспоминал слова тестя о том, что человек должен следовать своим склонностям. В том же духе постоянно высказывалась и жена, с мнением которой он всегда считался. Кончилось тем, что Иван Ильич решил: «Пускай идут, куда их тянет! В конце концов не всем же заниматься торговлей».
Сергей широко пользовался предоставленной ему духовной свободой. Часто, едва услышав звонок, возвещающий об окончании занятий, он срывался с места и, на ходу натягивая форменную шинель, мчался с Остоженки (ныне Метростроевской), где находилось училище, на Лубянку, чтобы не опоздать на лекцию в Политехническом музее.
Здание, куда он торопился, отделялось от Лубянской площади большим торговым домом. Кругом сновали разносчики с пудовыми лотками на головах. Мальчик старательно лавировал между ними, с замиранием сердца думая о том, что будет, если кто-нибудь из них натолкнется на него и опрокинет свой товар: мороженое мясо, птицу или рыбу. Катастроф, правда, никогда не случалось, хотя столкновения из-за страшной толчеи происходили, но от ощущения постоянной опасности избавиться было невозможно, и Вавилов вздыхал свободно, лишь нырнув в спасительный подъезд музея.
Поднимаясь на второй этаж, он вспоминал порой не столь уж давнюю историю того места, где сейчас находился. Ее знала вся Москва. Незадолго до того, как было возведено здание музея, здесь, на пустынном месте, раскинулся деревянный балаган с немудрящим зверинцем. Главной достопримечательностью был слон. Однажды по весне, то ли раздраженный назойливостью публики, то ли по иной причине, он взбесился. Слон вырвал из стены бревна, к которым был прикован цепями, и с поднятым хоботом бросился на отхлынувшую в панике толпу. Спасли положение солдаты, подоспевшие вовремя. Вызванные полицией, они расстреляли слона в упор.
Балаган после этого закрыли, а некоторое время спустя на пустыре начали строительство большого здания.
Основанный в 1872 году Обществом любителей естествознания, антропологии и этнографии, Политехнический музей стал крупным просветительным учреждением и распространителем передовых и научно-технических идей среди населения. В аудиториях музея выступали самые выдающиеся и любимые народом представителя науки и техники: К. А. Тимирязев и А. Г. Столетов, Н. Е. Жуковский и В. Р. Вильямс и многие другие. Молодежь с упоением слушала своих кумиров.
В те времена ученые занимали гораздо более скромное общественное положение, чем сегодня. Правда, они уважались и тогда, но в социальном отношении уступали блестящим офицерам и удачливым купцам. Это накладывало свою печать на идеалы и устремления молодежи. Была романтика стяжательства и служебного карьеризма. Многие из молодых людей стремились к власти и обогащению.
Так продолжалось весь прошлый век.
Но на его исходе появились иные настроения. Весь мир с волнением зачитывался описаниями путешествий Н. М. Пржевальского и Ф. Нансена. Д. И. Менделеев открыл периодический закон химических элементов, а А. Беккерель и супруги Кюри — явление радиоактивности. Романтика научного подвига впервые постучалась в дверь, и это была дверь в двадцатое столетие.
Политехнический музей в Москве сыграл огромную роль в создании новой атмосферы, новых идеалов у русской молодежи. С высоты трибун музея лились пламенные призывы изучать природу, мир, быт людей. Лекции сопровождались демонстрациями опытов и отличались простотой и образностью изложения. Темы были самыми разнообразными. Можно сказать, что все, что волновало передовое общество того времени, находило себе отражение в темах регулярных научно-популярных чтений Политехнического музея.
Все это не только способствовало пропаганде специальных знаний, но и раскрывало плодотворную связь между науками, показывало, какую большую роль наука в целом играла и играет в жизни людей.
Как-то раз Сергей был в Политехническом музее вместе с братом. Прослушали интересную лекцию по астрономии. Когда братья шли домой, Николай сказал:
— Самое любопытное, что иногда мы лучше видим далекое, чем близкое. Эверест поднимается на девять верст, а никто не знает, что лежит на его вершине. Не так уж, вероятно, глубок и океан в самом глубоком месте. Но мы не представляем, на что ею дно похоже. Луна и планеты куда от нас дальше, но в телескоп можно рассмотреть их поверхности.
Глаза Сергея засверкали:
— А ведь это есть и у Гёте:
— Возьми другой пример, — продолжал старший брат. — Что к нам всего ближе? Конечно, атомы и молекулы. Они у нас буквально перед самым носом. Но именно о них мы знаем всего меньше. Великие открытия ожидают тех, кто отважится проникнуть в страну этих вездесущих невидимок.
Лекции в Политехническом музее, размышления, беседы со старшим братом — все это очень способствовало необычно раннему пробуждению характера, появлению первых намеков на призвание. И все же — как ни звучит это сперва парадоксально — особенно большое влияние на формирование физических и вообще научных склонностей Сергея Вавилова оказало училище, то самое коммерческое училище, в котором он учился.
Да, в некотором отношении это учебное заведение было неполноценным. Оно носило специализированный характер, и в нем не преподавались древние языки — латинский и греческий, — без знании которых в те времена доступ в университет был закрыт.
Родители, отдавая в коммерческое училище своих детей, часто упускали из виду это очень важное обстоятельство. Многие лишь к концу обучения ребят узнавали, что у выпускников по окончании училища на выбор один из двух путей: либо сразу становиться за прилавок, либо поступать в один из специально созданных коммерческих институтов. Но второе позволяло только повременить с началом торговой деятельности, затем все равно за нее надо было браться. Царское министерство торговли и промышленности принимало меры к тому, чтобы сохранить питомцев средних коммерческих учебных заведений для работы в торговых учреждениях.
В то же время училище, в котором обучался Сергей Вавилов, имело и много важных преимуществ перед гимназиями и реальными училищами. Преподавание в нем было поставлено на большую высоту. Особенное внимание уделялось естественным наукам: физике, химии, естествознанию. Изучались основные европейские языки: немецкий, английский, французский К учащимся предъявлялись весьма высокие требования. Состав преподавателей был первоклассный, а основные предметы вообще вели профессора и доценты высших учебных заведений.
В отличие от других средних учебных заведений Московское коммерческое училище имело прекрасно оборудованные кабинеты, где проводились практические занятия. Для того времени это было большой редкостью. А пользу приносило огромную, так как помогало детям закреплять на практике полученные теоретические знания.
…Когда в 1958 году в том самом Политехническом музее, в котором ученик Вавилов слушал первые для себя лекции по физике, открылась Всесоюзная выставка технического творчества пионеров и школьников, на стену был водружен плакат со словами академика С. И. Вавилова:
«Приборы, изготовленные руками учащихся, — это и есть лучшая школа физики. Через такую школу проходили Ломоносов, Петров, Лебедев, большинство наших и зарубежных крупных ученых и инженеров».
Сергей Иванович не упомянул из скромности собственного имени. А между тем он особенно много мог бы рассказать о пользе изготовления подобных самоделок руками школьника. Кто-кто, а Сергей Вавилов отдал немало времени и труда таким занятиям. Они — сыграли большую роль в пробуждении в нем истинного призвания.