С этим утверждением категорически не согласен В. А. Кучкин. Прежде всего смущает его то, что «братья ставят обитель на собственной земле (по Б. М. Клоссу), но знают свои владения настолько плохо, что долго ищут что-то приемлемое для строительства, обходят «многа места», пока не находят подходящий участок. Или владения были безразмерными?».[178] Однако в ответ на этот язвительный упрек следует напомнить, что в первой половине XIV в., о которой идет речь, Московское княжество представляло собой еще слабозаселенную территорию и московские князья давали первым переселенцам из других княжеств огромные участки плохо освоенных земель. Так, к примеру, по родословному преданию, которое подтверждается позднейшими источниками, родоначальник Квашниных, Родион Нестерович, выехавший в Москву в те же годы, что и ростовский боярин Кирилл, получил «на приезд… село во область, круг реки Восходни на пятинатцати верстах» и «в вотьчину пол Волока Ламского».[179] Очевидно, такие же владения, хотя и несколько меньшего размера, достались и отцу Сергия Радонежского. Неудивительно, что их надо было довольно долго обходить, чтобы найти приемлемое место для строительства церкви.
Но главным аргументом В. А. Кучкина является то, что фраза, произнесенная Стефаном в пылу спора, была высказана, как кажется исследователю, совершенно по другому поводу. В частности, он указывает на то, что, говоря о строительстве церкви, Епифаний специально подчеркивает роль старшего брата Варфоломея – именно «Стефан же съвръшивъ церковь и свящавъ ю».[180] На взгляд исследователя, «это соответствует действительности, поскольку Стефан в то время был уже церковным лицом, а Варфоломей оставался мирянином. Поэтому позднее Стефан и мог претендовать на роль основателя Троицкого монастыря и считать себя его первым игуменом».[181]
Как видим, в историографии сложилось двойственное понимание смысла указанной фразы. Не вдаваясь в рассмотрение этого вопроса, укажем, что прав все же Б. М. Клосс. Если бы братья воздвигли Троицкую церковь в чужих владениях, следовало ожидать, что рано или поздно у них возник бы конфликт с владельцами земли. Но ни Епифаний, ни писавший вслед за ним Пахомий Логофет не приводят подобных ситуаций. Следовательно, с самого начала обитель стояла на земле, принадлежавшей ростовскому боярину Кириллу и его семейству. Но окончательно в правоте Б. М. Клосса убеждает другое наблюдение. Известно, что нынешний Сергиев Посад, расположившийся вокруг Троице-Сергиевой лавры, вырос из села Клементьевского, дворы которого когда-то подходили к монастырским стенам. По наблюдениям С. Б. Веселовского, около 60 % всех ныне существующих подмосковных селений получили свои названия от имен или прозвищ первых владельцев.[182] Если вспомнить, что старшего сына Стефана звали именно Климент, становится понятно, что ранее эти земли принадлежали его отцу. И Стефан, восклицая «Не аз ли преже седохъ на месте сем?» – имел в виду то, что прежде был владельцем земель, на которых возникла Троицкая обитель.
После ухода старшего брата Сергий остался в одиночестве. Что касается Стефана, в Москве он быстро сделал хорошую карьеру. В это время монахом Богоявленского монастыря являлся будущий митрополит Алексей: «Бяше же в та времена в том манастыри Алексий митрополит живя-ше, еще не поставленъ в митрополиты, но чрьнеческое житие честно проходя пребываше». Старший брат Сергия быстро сошелся с будущим предстоятелем Русской церкви и, по словам Епифания Премудрого, «с ним же Стефанъ духовным житиемъ оба купно живяста, но и въ церкви на клиросе оба, по ряду стояще, пояху». В дальнейшем «уведав же князь великый Симеонъ яже о Стефане и добрем житии его, и повеле Феогносту митрополиту поставити его въ прозвитеры, въ священничьскый санъ, паче потом игу-меньство ему приказати в том манастыри». После того как великий князь сделал его своим духовником, этому примеру последовали «и прочии боляре старейши купно вси по ряду». Среди них Епифаний упоминает тысяцкого Василия (сына Василия Протасьевича Вельяминова) и его брата Федора Воронца.[183]
178
179
181
182