Историки выяснили, что до 1331 г. в Ростове совместно княжили два брата, Федор и Константин, и, следовательно, город должен был иметь двух наместников, представлявших интересы князей. Между тем Епифаний пишет лишь об одном ростовском «епархе» Аверкии, что могло быть лишь после смерти князя Федора Васильевича – в 1331 г. или позже. Исследователи попытались уточнить и то, что мог иметь в виду Епифаний, когда говорил, что «княжение великое досталося князю великому Ивану Даниловичю». Известно, что, опасаясь усиления власти русских князей, хан Узбек в 1328 г. разделил Владимирское великое княжение и дал великокняжеский титул не только Ивану Калите, но и другому князю, участвовавшему в подавлении тверского восстания, – Александру Суздальскому. Лишь после смерти последнего в 1332 г. под управление московского князя перешла и вторая часть великого княжения. Очевидно, именно эти события и нашли отражение на страницах «Жития». Что же касается самого Ростова, то экспедиция московских воевод, по мнению историков, была вызвана тем, что после смерти Федора правителем Ростова стал Константин. Поскольку Аверкий, очевидно, был наместником последнего, этими действиями ростовский князь пытался закрепить владения брата за собой. Этому воспротивился Калита, который, на взгляд ряда историков, как великий князь Владимирский, имел право на выморочные земли. Эта совокупность аргументов послужила базой для предположения, что переезд семьи боярина Кирилла состоялся в 1332 г. При этом исследователи обратили внимание на то, что, по Епифанию, одной из причин ухода Кирилла в Радонеж стали «глады хлебные». Оказалось, что за все время княжения Ивана Калиты летописи лишь единственный раз упоминают о голоде – и тоже в 1332 г.[80] Отсюда было сделано предположение, что сын Кирилла покинул Ростов в сравнительно юном возрасте – всего лишь десяти лет от роду.[81]
Но и эта датировка переезда семьи Кирилла в Радонеж оказалась под сомнением. Решающий довод против нее был выдвинут Б. М. Клоссом и состоит в том, что согласно тексту «Жития» укоры матери 12-летнему сыну в излишней набожности относятся еще к ростовскому периоду жизни семьи. Зная, что Сергий Радонежский родился в 1322 г., нетрудно подсчитать, что речь идет о 1334 г., следовательно, ранее этой даты семейство Кирилла не покидало пределов Ростовского княжества.[82]
Следует отметить, что под вопросом оказывается и привязка переселения к голодному 1332 г., ибо в «Житии» недвусмысленно говорится о «частых гладах хлебных». Вызывает также сомнение, что Кирилл, спасаясь от московского «насильства» со стороны Ивана Калиты, решает добровольно вместе с семьей переселиться во владения именно этого, а не какого-либо другого князя, что выглядело бы более естественным.
Окончательно выяснить точную дату переезда семьи позволяет все то же «Житие» Сергия. Епифаний сообщает, что Кирилл переселился на новое место не один: «с ним и инии мнози преселишася от Ростова… в Радонежь, ю же даде князь великы сынове своему мезиному князю Андрею. А наместника постави въ ней Терентиа Ртища, и лготу лю-дем многу дарова и ослабу обещася тако же велику дати».[83]
Историки достаточно давно обратили внимание на одно противоречие, связанное с этим фрагментом «Жития». Согласно ему, в момент переселения семейства Кирилла Радонеж принадлежал младшему сыну Ивана Калиты князю Андрею. Однако до нас дошла, причем в подлиннике, вторая духовная грамота Ивана Калиты, составленная в 1339 г. Из нее явствует, что московский князь разделил все владения между наследниками, в числе которых видим и Андрея, но при этом Радонеж пришелся на долю второй жены Калиты Ульяны «с меншими детми».[84] Ульяна пережила своего мужа приблизительно на 30 лет. При этом она пережила и своего младшего пасынка (Андрей скончался в 1353 г.). После смерти княгини ее владения были поделены уже между внуками Калиты – великим князем Дмитрием (будущим Донским) и его двоюродным братом Владимиром Андреевичем Серпуховским, причем Радонеж в последующих княжеских грамотах значится за князем Владимиром. По расчету исследователей, это произошло около 1374 г. Поэтому был сделан вывод, что Радонеж никогда не принадлежал князю Андрею, а следовательно, агиограф допустил здесь ошибку.[85]
82
84
Духовные и договорные грамоты великих и удельных князей XIV–XVI вв. М.; Л., 1950. С. 9. (Далее – ДДГ.)
85
В московско-серпуховском докончании, составленном около 1367 г., об Ульяне говорится еще как о живой, а в аналогичном соглашении, написанном около 1374 г., зафиксирован уже раздел ее бывших владений (ДДГ. С. 20, 23;