Выбрать главу

С этим категорически не согласен В. А. Кучкин, считающий, что монастыря в Хотькове никогда не существовало. Показателем этого, по его мнению, является грамота 1506 г., в которой хотя и упоминается «манастырь» в Хотькове, но адресована она не здешним игумену и братье, как полагалось бы, а попу и дьякону, которые и заботятся о 17 старцах и старицах, «что живут в том же манастыре».[137] При этом исследователь обращает внимание на более ранний документ 40—50-х гг. XV в., в котором также говорится о том, что храм Покрова в Хотькове возглавлял священник («поп»), а не игумен.[138] Отсюда он делает вывод, что в Хотькове изначально стояла церковь, а не монастырь. Тот факт, что в грамоте 1506 г. Хотьковский храм все же назван монастырем, В. А. Кучкин расценивает как бытовое название богаделенных изб вокруг церкви, где находили приют увечные и престарелые. Такой «манастырь», считает он, стал формироваться не ранее второй половины XV в., ибо в упомянутой грамоте 1440—1450-х гг. намека на его существование еще нет.[139]

Однако при этом исследователь совершенно не учитывает тех условий, в которых развивались подобные домовые монастырьки. Их характеристику дает С. Б. Веселовский: «Дальнейшие судьбы подобных вотчинных монастырьков могли быть разными. При разделах вотчины между сонаследниками совладельцы вотчины заключали между собой особый договор (или вносили соглашение в акт о разделе), кому приглашать причт, как содержать совместно монастырь или храм, обеспечивали нераздельность и неприкосновенность церковного имущества и вообще уславливались о совместном пользовании вотчинным «богомольем». На этой почве между совладельцами вотчины возникали нередко недоразумения и раздоры, тем более острые, чем более размножались совладельцы и дробилась вотчина. Еще хуже было дело, когда части вотчины – путем надела дочерей приданым или путем продаж – попадали в руки инородцев, то есть представителей других родов. Тогда раздоры становились неизбежными и хроническими и организация вотчинного богомолия распадалась. Если представлялась возможность образовать из окрестных селений приход и обеспечить таким путем существование причта, то монастырь, по распоряжению церковных властей, превращался в приходский храм».[140]

Именно такая судьба была уготована и Хотьковскому монастырю, который уже через столетие с небольшим превратился в обычную церковь.

Более существенным представляется другое замечание В. А. Кучкина относительно Хотьковской обители. Судя по тому, что Кирилл и Мария были захоронены в одном месте, в научной литературе сложилось мнение, что Хотьковский монастырь был смешанным по своему составу, то есть мужеско-женским.[141] Нельзя сказать, что в XIV в. подобный тип обителей являлся чем-то исключительным.[142] Но исследователь обратил внимание на то, что, по словам Епифания, родители Варфоломея «отъидоша… в монастыря своа», то есть в монастыри – во множественном числе, а следовательно, данное определение неприложимо к Хотьковской обители.[143] Отсюда возможно предположить, что родители Варфоломея постриглись не в одном монастыре, а в двух соседних.

Действительно, к югу от Радонежа, на берегу речки Талицы (у современной деревни Березники), в пределах соседней волости Воря когда-то находился небольшой Троицкий монастырь «на Березнике». Источники не сообщают о времени основания обители. Первые сведения о ней содержатся в данной грамоте, составленной не позднее 5 декабря 1437 г., из которой следует, что «по благословению… старца Давида» его внук «Иван Данилов сын Данилович» передал в монастырь «Святой Троице на Березник игумену з братьею» деревню Бородинскую «на Воре».[144] Упомянутый в этом источнике в качестве вкладчика Иван Данилов принадлежал к московскому боярскому роду Бяконтовых. Его деда, старца Давида, С. Б. Веселовский идентифицировал с боярином великих князей Ивана Красного и Дмитрия Донского – Фофаном (Феофаном), который приходился братом митрополиту Алексею.[145] Впрочем, по мнению С. З. Чернова, весьма вероятно, что упоминаемый в грамоте «старец Давид» – сын Фофана Данила Феофанович, боярин великого князя Василия I, скончавшийся в 1392 г.[146] Так или иначе, Бяконтовы были ктиторами этой небольшой обители в конце XIV – начале XV в., и, очевидно, она служила их родовым богомольем. Имеются некоторые основания отнести возникновение монастырька ко времени выезда в Москву предка его владельцев Федора Бяконта. Во всяком случае, рядом с ним археологи зафиксировали селище, датируемое в пределах второй половины XIII – первой половины XIV в.[147]

вернуться

137

Там же.

вернуться

138

АСЭИ. Т. I. № 232. С. 164.

вернуться

139

Кучкин В. А. Антиклоссицизм // Древняя Русь. Вопросы медиевистики. 2002. № 2 (8). С. 123.

вернуться

140

Веселовский С. Б. Исследования… С. 178–179.

вернуться

141

Этой точки зрения, в частности, придерживался Е. Е. Голубинский [Голубинский Е. Е. Преподобный Сергий Радонежский и созданная им Троицкая лавра. 3-е изд., доп. СПб., 2007. С. 22. Примеч. 2 (репринт изд.: М., 1909)].

вернуться

142

В это время известны и другие мужеско-женские монастыри. Об одном из таких – Лазаревском Городецком – известно из сообщения Рогожского летописца под 1367 г.: «Того же лета месяца иуля въ 23 день побилъ громъ черньцевъ и черниць на Городци въ монастыри въ святомъ Лазари на вечерни, а иныхъ по селомъ изби» (ПСРЛ. Т. XV. Стб. 85).

вернуться

143

Кучкин В. А. Антиклоссицизм // Древняя Русь. Вопросы медиевистики. 2002. № 2 (8). С. 123.

вернуться

144

АСЭИ. Т. I. № 134. С. 104.

вернуться

145

Веселовский С. Б. Исследования… С. 248; АСЭИ. Т. I. С. 601.

вернуться

146

ПСРЛ. Т. XXV. С. 279.

вернуться

147

Чернов С. З. Сельские монастыри XIV–XV вв. на северо-востоке Московского княжества по археологическим данным // Российская археология. 1996. № 2. С. 119–122.