Несмотря на оригинальность некоторых из этих версий, вопрос о времени возвращения Стефана в Троицкий монастырь остается до сих пор невыясненным. Между тем, следуя указаниям Епифания, эту дату все же можно определить. В первой главе нашей книги мы выяснили, что жена Стефана скончалась, очевидно, от той эпидемии, о которой упоминает Рогожский летописец под 1344 г.[269] Поскольку Иван (в монашестве Феодор) был младшим сыном Стефана, можно предположить, что он родился именно в этом году, а следовательно, 12 лет ему должно было исполниться в 1356 г.
Какие же события произошли в этом году? Под этой датой («въ лето 6864») Рогожский летописец помещает следующее известие: «Тое же зимы на Москве вложишеть дьяволъ межи бояръ зависть и непокорьство, дьяволимъ наоучениемь и завистью оубьенъ бысть Алексий Петровичь тысятьскии месяца февраля въ 3 день, на память святаго отца Семеона Богоприемьца и Анны пророчици, въ то время егда заоутренюю благовестять, оубиение же его дивно некако и незнаемо, аки ни отъ кого же, никимь же, токмо обретеся лежа на площади».[270]
Речь в данном отрывке идет о видном московском боярине Алексее Петровиче Хвосте. Историки связывают его убийство с борьбой внутри столичного боярства за пост московского тысяцкого, являвшегося по сути начальником городского ополчения. Как известно, при Иване Калите московским тысяцким был Протасий Вельяминов, которого сменил на этом посту его сын Василий. Последний умер в промежуток между 1347 и 1356 гг. и должность тысяцкого стала предметом соперничества, в котором Вельяминовых одолел Алексей Петрович Хвост. Однако эта победа стоила ему жизни.
«Летописцы, – отмечает академик С. Б. Веселовский, – рассказывают об этом крупном московском событии как-то сбивчиво, загадочно, с недомолвками. Одни говорят, что Алексей Петрович был убит „боярскою думою“, то есть боярским заговором, другие выражаются менее определенно: „всех общею думою… яко же Андрей Боголюбивый от Кучко-вичь, тако и сий от своея дружины пострада“.[271] Убийство было действительно „дивно“, т. к. вообще у бояр было обыкновение никуда не выходить без сопровождения вооруженных слуг, а здесь был покинут своей дружиной и убит не кто иной, как главнокомандующий Москвы и Московского княжения. Явно, что Алексей Петрович был предан и убит своими слугами, подкупленными его врагами из боярской среды. Последующие события показывают, что убийство было совершено не „всех общею думою“, а боярской партией, которая встретила отпор со стороны третьей партии, настолько сильной, что эта последняя не позволила заговорщикам воспользоваться плодами своего преступления и поставила их под угрозу возмездия. Если они не были наказаны немедленно, то только потому, что великий князь был в это время в Орде».[272]
После известия об убийстве Алексея Хвоста Рогожский летописец продолжает: «тое же зимы по последьнемоу поути болшии бояре московьскые того ради оубииства отъехаша на Рязань съ женами и зъ детьми». Никоновская летопись уточняет причину этого – «бысть мятежь велий на Москве того ради убийства». Из сообщения Рогожского летописца, помещенного под 6866 г. (1357/58), становятся известны имена отъехавших бояр: «прииде князь велики Иванъ Ивановичъ изъ Орды, а што бояре были на Рязани Михаило, зять его Василеи Васильевичъ, а тех въ Орде принялъ». Речь в данном случае идет о Василии Васильевиче Вельяминове и его тесте Михаиле Александровиче.[273] Отсюда выясняется, что в деле убийства Алексея Хвоста были замешаны Вельяминовы, не смирившиеся с тем, что важнейший пост московского тысяцкого ушел из их рода.
Во всех этих событиях для нас наиболее важным представляется то, что именно с Вельяминовыми был самым тесным образом связан Стефан. Мы помним, что Епифаний Премудрый, рассказывая о переселении родителей преподобного в Радонеж, замечает, что во многом это стало возможно благодаря родоначальнику Вельяминовых Протасию.[274] Связь семейства Кирилла с Вельяминовыми продолжалась и позднее. Московский Богоявленский монастырь, куда пришел в 1345 г. Стефан, являлся родовым богомольем этого рода.[275] По прямому свидетельству агиографа, Стефан был духовным отцом Василия Васильевича Вельяминова и его брата Федора Воронца. Собственно, это обстоятельство сыграло роль в том, что он смог стать игуменом Богоявленского монастыря.[276]
271
Там же. Т. X. Летописный сборник, именуемый Патриаршей или Никоновской летописью. М., 2000. С. 229.
272
275
Именно Протасий, согласно историческому введению к Копийной книге Богоявленского монастыря, завершил строительство в нем первого каменного храма, начатого еще Иваном Калитой, став, таким образом, как бы его ктитором (Акты московских монастырей и соборов 1509–1609 гг. из архивов Успенского собора и Богоявленского монастыря. Вып. 1. М., 1984. С. 229). Тесные связи потомки Протасия поддерживали с монастырем и в дальнейшем. Документально фиксируются по крайней мере три вклада представителей этой фамилии на протяжении двух веков. Княгиня Евфросинья, дочь Полиевкта Васильевича и внучка последнего тысяцкого Василия Васильевича, являвшаяся женой дмитровского удельного князя Петра (сына Дмитрия Донского), отдала в монастырь крупную вотчину под Дмитровом. Два вклада поступили (около 1543 и в 1614/15 г.) от представителей младшей линии рода (Там же. Вып. 2. С. 272–273).