Так грезила мать хотя весь вечер, с того самого часа как Пьер Сорлю увез с собой дочь, ее тревожили, ни на минуту не давали покоя вопросы, ответы на которые она не получила и теперь, после рассказа дочери: в самом ли деле этот Пьер Сорлю столь бескорыстен, каким пытается казаться, и не заведет ли ее Мартину дорога к искусству в постель к Сорлю или к какому другому меценату — мысли от которых голова идет кругом, особенно когда вспомнишь, что Мартине едва исполнилось пятнадцать. Но, с другой стороны, успокаивала она себя, ведь этот Пьер Сорлю уже много лет числится другом дома, а преждевременная потеря невинности для девушки ей-ей не самое худшее в жизни, да и что, собственно, может теперь изменить она, мать, если ее Мартина вбила себе в голову, что непременно станет знаменитой прима-балериной…
А тем временем за ближайшим поворотом Пьер Сорлю, мысли о котором не давали заснуть смятенной матери, беспокойно ерзал в своей роскошной машине, с нетерпением ожидая Мартину. Время поджимает: его самого давно уже ждут, а он все еще копается здесь. Впрочем, ждут-то, конечно, не столько его, сколько малышку, которую он обещал привезти. Сорлю же имел обыкновение выполнять свои обещания — доброе свойство, за которое его весьма ценили в определенных кругах. Да и как было не ценить человека, отлично умевшего потрафлять маленьким слабостям солидных (и весьма!) мужей.
Тридцатичетырехлетний Пьер Сорлю был типичным представителем тех, кого называют плейбоями. Нахальные усики-ниточки, темные глаза, завитые волосы, мужественное лицо и самоуверенная небрежность, с которой он носил свои сшитые на заказ у лучших портных дорогие костюмы, — не мужчина, а блесна, на которую так и норовят клюнуть молоденькие девочки. А фигура-то, фигура какая спортивная! Мышцы и осанка остались у него еще со времен, когда он был чемпионом Бретани по велогонкам.
Потом его приглядела секретная служба ДСТ: острая, сноровистая реакция в самых щекотливых ситуациях делала его незаменимым для шоферской работы в этой почтенной организации, в чем он и преуспевал, катая по стране высокопоставленных персон. За годы своей работы шофером в секретной службе велогонщик Сорлю изрядно развил свои природные способности и обзавелся контактами, которые так пригодились ему теперь.
Самым главным для него были, разумеется, знакомства с многочисленными важными и очень важными господами, раскрывавшими ему свои двери и свои уши. Не последнюю роль играли и уверенные светские манеры, благодаря которым он столь неотразимо влиял на женщин, ну и, конечно, колоссальная сверхбессовестность, позволившая ему жить припеваючи, не зная трудов праведных, до того самого момента, пока на его подбитое ватой плечо не легла рука следственного судьи Сакотта. Однако до этого рокового дня было еще далеко, и в упомянутый нами вечер Пьер Сорлю думал вовсе не о следственном судье и правосудии, а вещах куда более приятных.
Девушка все не шла, и он совсем уже было решил ехать в одиночестве, как вдруг открылась правая дверца и на сиденье рядом с ним скользнула Мартина, которую всего за полчаса до этого он высадил у подъезда ее дома.
— Все в порядке, можем ехать, — сказала она, теребя руками свое тоненькое платьице.
— Никто ничего не заметил? — озабоченно спросил Пьер.
— Никто, мои старики спят крепко, — ответила девушка, прижимаясь к нему.
Он притянул ее к себе, ловко прошелся привычными руками по маленьким крепким грудям и бедрам и небрежно поцеловал подставленные губы.
Девушка была разочарована: прежде поцелуи Пьера были более пылкими, руки — более нежными и глаза устремлены на нее, а не на часы. Мартина, конечно, отлично знала, что Пьер Сорлю здесь не только из-за нее и что она — далеко не единственная неофитка, которой он расчищает дорогу в большой свет. В балетной студии она предостаточно наслушалась от других девушек и о нем, и о его благосклонностях.