Я кладу руку ему на грудь. Мои ищущие пальцы нашли разорванную плоть на его грудной клетке и зияющую дыру в плече, но пульс на его шее был устойчивым. Если не было внутреннего кровотечения, шансы, что он выздоровеет, были чертовски высоки, если я смогу вовремя оказать ему медицинскую помощь.
То есть, если я смогу вытащить нас обоих из этого беспорядка. Калашниковы молчали. И все же я знал, что пройдут считанные минуты, прежде чем они двое встретятся с нами. А когда они открылись всего в нескольких ярдах от них - ну, вот и все!
Я встал и начал вылезать из расщелины, образованной валунами, когда услышал крик.
"Ник! Где ты?"
А затем второй, охваченный паникой крик Клариссы внезапно оборвался.
Я выругался вслух.
У моих ног русский уставился на меня. Он тоже слышал Клариссу и мое ответное проклятие.
Он обвинял. - "Американец!"
"Вы бы предпочли, чтобы я был русским?" Я бросился на него. "Как быстро ты хочешь умереть?"
Он не ответил. Я быстро выскользнул в ночь на четвереньках.
Им следовало оставить Клариссу в покое.
До сих пор я не чувствовал себя лично вовлеченным в происходящее. Крики Клариссы изменили все это. Волна гнева захлестнула меня, но, как бы я ни был в ярости, я все же знал достаточно, чтобы не бросаться опрометчиво на дула нескольких автоматов Калашникова. Не только с помощью люгера и ножа. Совершать самоубийство - это самоубийство в такой ситуации, а я никогда не был склонен к суициду.
Я переложил Вильгельмину в левую руку, а Хьюго вложил в правую. Рукоять ножа была приятной на ощупь. Лезвие было настолько острым, насколько это было возможно при преднамеренной заточке. Сталь была лучшей. Острие было острым как бритва.
Хьюго был создан для ночных боев, для сражений в смертельной тишине в темноте, для скрытного приближения, призрачной атаки, быстрого выпада, заканчивающегося смертью, для кого бы он ни укусил своим быстрым и жестоким способом.
Я осторожно обошел края крошечного пляжа. Теперь я был рад, что не нашел времени, чтобы надеть брюки. Они бы были белыми утками и превратили бы меня в легкую мишень. Поскольку я всегда загорал обнаженный, мой загар нигде не нарушала полоска светлой кожи. Я сливался с тенями с головы до пят.
Я знал, что тот, кто наткнулся на Клариссу, пытался использовать ее как приманку, чтобы соблазнить меня сделать необдуманный шаг, чтобы спасти ее.
Пусть думает, что я сделаю это.
Сначала я пошел за другим русским.
Уши настроились даже на малейшие звуки в ночи, и я наконец услышал шум, которого так ждал. Он исходил из дальнего конца входного отверстия. Беспечный стук приклада по камню.
В такой темной ночи чертовски трудно передвигаться с ружьем размером с АК-47, не врезавшись во что-нибудь, если только у вас нет ловкости пантеры. Русский был беспечен. Мягкий треск - это все, что мне нужно, чтобы найти его.
Я двинулся боком к основанию известняковых скал и обошел бухту, пока не приблизился к нему так близко, как мог, не видя его. Я присел под углом к склону утеса. Он был где-то там наверху.
Ночные бои требуют терпения. Если предположить, что его боевые способности равны его боевым способностям, обычно побеждает тот, кто может ждать дольше всех. Меня приучили ждать часами, не шевеля мускулами и не издавая звука.
Русский не был таким терпеливым или не был обучен. Он спустился с обрыва, направляясь к расщелине, где, должно быть, думал, что мы все еще прячемся.
Я позволил ему опуститься почти до моего уровня. Когда его тело возвышалось надо мной, загораживая слабый свет звезд, я поднялся на ноги и бросился на него. Вильгельмина в моей левой руке поразила ему рукоять АК-47. Хьюго в моей правой руке нанес удар вверх, что должно было стать смертельным ударом.
Но удача столкнулась со мной. От удара люгера по прикладу автоматической винтовки мне ужалили руку. Ствол автомата резко наклонился, как раз вовремя, чтобы отвести Хьюго. Это спасло жизнь россиянину.
Он задохнулся от боли, когда нож разрезал его грудь. Его рефлексы были быстрыми. Он повернулся на каблуках и вслепую направил на меня автомат Калашникова в темноте.
Автомат попал мне в левый бицепс, парализовав каждый нерв от плеча до запястья. Вильгельмина выпала из моей руки. Я снова ударил его Хьюго. И снова автомат Калашникова врезался в меня, повалив на колени.
Кем бы он ни был, русский был сильным. Что спасло мне жизнь, так это его очевидное отсутствие подготовки в ночном бою. Он должен был отступить и выстрелить из автомата Калашникова. У меня не было бы шанса. Вместо этого он приблизился и снова попытался ударить меня. Это был единственный шанс, который я собирался получить, и я в полной мере воспользовался им. Мои пальцы ударились о его переносицу.