Как проснулся, за окном темнело. На будильник глянул – рано ещё. Можно часа два спокойно кемарить. Но тут вспомнил, что не просто так проснулся – от звука. Будто кто-то на кухне стекло в форточке выбил. Подскочил Пётр на кровати, сердце колотится, понять ничего спросонья не может. А с кухни опять звуки: будто лезет кто-то в окно, да с трудом. Так, что рама деревянная трещит, чуть не ломается. Пётр за утюг – первое, что попалось под руку – и на кухню. Идёт, дрожит, да себя уговаривает. Мол, вор это через форточку лезет. На пятом-то этаже семиэтажного дома. Табуретки воровать.
Заглянул в коридорчик, что к кухне вёл, а там темень непроглядная. Да странная такая, будто под линейку отчерченная. По эту сторону черты светло, а по ту – ничегошеньки не видно. Только слышно: будто ходит кто-то там, хоть и осторожно, да стекло битое под ногами скрипит…
Подумал было Пётр свет включить, а выключатель с той, тёмной стороны черты. Не рискнул он шагнуть в темноту. Рукой в слепую пошарил, да вовремя одёрнул. Всего-то двух пальцев лишился. Как бритвой срезало.
Другой бы на месте Петра, глядя на кровь, что из обрубков на руке на пол льётся, от боли дикой заорал бы матерно, бежать бросился. А кто в коленках послабже, так и вовсе – в обморок шлепнулся бы. А наш герой даже глазом не моргнул. Стал спокойным и деловитым. Забинтовал скоренько руку, рюкзак на антресолях нашёл, и стал в него складывать всё необходимое. Работает, а нет-нет, да и глянет в строну кухни. А там, в темноте, пол скрипит, будто ходит кто-то у самой черты. И дыхание слышно. Потом – раз, и прыгнула тьма из кухни в коридорчик. Еще полметра квартиры будто слизало в черноту. Ускорился Пётр, напихал в рюкзак смену белья, мыльно-рыльное, документы и все деньги, какие были. Глянул в сторону кухни, жест неприличный сделал темноте, что половину прихожей сожрала, и уже к двери входной подбиралась, да и был таков.
Куда ему было податься? Решил - на вокзал. У родственников в деревне отсидеться. Денег на такси не пожалел, чтобы, по-быстрее. Прямо чувствовал на себе взгляд чужой. Недобрый.
Успокоился только когда сел в дизель. Устроился у окна, ему часа полтора было езды, да и прикемарил. А как проснулся – как раз двери с шипением сошлись и поезд тронулся – смотрит, а он в вагоне один одинёшенек. За окошком - темень, редкими фонарями разбавленная.
Тоскливо ему стало, решил в тамбур выйти, перекурить это дело. Да только на подходе к раздвижным дверям увидел Пётр на стекле пятно какое-то. Подошел ближе, присмотрелся, а это отпечаток ладони кровавый. С той стороны.
Пётр на носочки привстал, заглянул в тамбур – ноги в штанах да в сапоги заправленные видны. Будто лежит кто поперёк. И нехорошо так лежит. Одна нога дергается конвульсивно. Предсмертно.
Тут – хлоп! – свет в соседнем вагоне мигнул и погас. И стало там черным-черно, как в глухом подвале. Как давеча у него в кухне.
Попятился Пётр. Страшно ему стало. А-ну, как и тут света не станет!
Бросился он в противоположный тамбур, а там снова – хлоп! – и в вагоне, что сзади был прицеплен, тоже свет вырубило. Вельяминова аж в пот кинуло! Рванул рычаг стоп-крана, да тот в руках его и остался. А дизель как шёл, так и идёт. Даже вроде ходу прибавил. И лампы в его вагоне мигать начали. Вроде, как дразнят. Гляди, мол, вот-вот и мы погаснем.
Что было дальше Пётр, так и не мог вспомнить. То ли двери он открывать бросился, то ли стекло в них выбивать. Да только очнулся он, когда уже летел под откос, кувыркаясь. Побился, конечно, сильно, одежду порвал. Локоть так ушиб, что тот распух – рукой не шевельнуть. Из головы разбитой крови вытекло столько, что волосы от неё слиплись и задубенели. И тошнить его стало, шатать во все стороны. Но кое-как оклемался, встал, пошёл бездумно, только что на деревья не натыкаясь…
Ни к каким родственником он, естественно, не поехал. Как к ним сунешься, если смерть за плечами. Кочевал, подолгу нигде не останавливаясь. Другие бомжи чувствовали на нём чёрную метку. Сторонились, в свои общины наотрез не принимали. И стоило Петру задержаться на одном месте дольше двух-трёх дней, как кровавый отпечаток снова появлялся Петру то на стене, то на окне, то на плитке подземного перехода. Мол, привет! Снова я тебя нашёл! Приходилось нашему бедолаге снова отправляться в путь.