— Не понял?! — Дима осуждающе взглянул в сторону гостя…
— Что? Ой… извини!
Вода хлынула неожиданно, и Дима чуть не захлебнулся.
— Вечно ты не вовремя!.. — психанул он и размазал пролитую влагу по лицу.
— То, что ты неблагодарный и глупый я уже понял давно! — попытался обидеться Демиург, но как-то неубедительно, что видимо было невозможно в его программе.
— Какого тогда лазишь? — Дима потянулся за бутылью и снова отпил чужой помощи.
— Ботхисаттва… положил почему-то на тебя глаз! — Дема виновато сжался ключицами.
— Витя, что ли? — Димка рассмеялся. — Алкаш? — он спрятал улыбку. — Ты, кажется, меня разыгрываешь? Почему ты вообще видишь в нём Ботхисаттву? Он неплохой товарищ, но стал им именно тогда, когда я снизился до него! Почему?
— Поднялся! Кстати! Не думаешь, что поднялся? — Демиург грустно изогнулся усами. — Какой к Тартару полёт, о чём ты мечтаешь, не освободив внутренность кости, но главное кишечник головы! Где ты видел, как летает мешок с дерьмом? Где?
— В Караганде! — психанул Дима. — Слушай, ты — необходимость, возвращайся к тому, зачем пришёл и отвянь… раритет философии! Сколько можно об одном и том же? — он кричал… это завело ещё больше, и добавило громкости…
— Ты видишь, мне больно! — он потрогал уголки раззявленного вопросом рта и увидел на кончиках пальцев кровь. — Посмотри… тело моё страдает, губы кровоточат, меня пытали, а ты!..
— Ты ещё не знаешь что такое — пытка! — отдалившийся голос, еле-еле прозвучал в голове и Дима повернулся на недослышанное…
— Пардон?!
— Тебя ещё не пытали, тебя чуть-чуть побили, и всё!
— Но за что? Кстати, ответь, ты ведь всё-таки сверх субстанция, хоть и прост! — Димка вспомнил шараду, которую отгадать был не в силах. Он, конечно, догадывался, что ему вобьют в голову отгадку рано или поздно, но ведь вобьют! Такая тупость пугала, раньше его за это не били, даже розог не помнил. Отец обходился увещеваниями, мать, иногда, гоняла ремнём вокруг стола, но…
Демиург сочувственно кивнул, но отвечать на риторический вопрос, видимо поленился и продолжил затронутую ранее тему:
— Ульянов, возможно, ведь тоже не был кровожадным сразу, — проговорил он, как бы сомневаясь в сказанном… — Надеялся, придя к власти, усовершенствовать государственное устройство, не зная своего народа и не ведая, через что придётся пройти! Но, взяв имя — Ленин, поставил себя в строй, во главу строя мстителей; "кровь за кровь" прозвучало в его вавилонской башне и дало шанс взойти ростку латентной амбициозности. Уже априори он становился террористом! Далее, желание всё разрушить, а затем…
— Почему априори? Александр — уже апостеори! Желябов и Перовская — апостеори, Иван Грозный! — Дима понял, что если не сопротивляться давлению чужой, не чуждой, а чужой мысли, то эта борода раздавит его шёлковым волосяным грузом и мягкостью ладоней — фактов.
— Ну да, добавь несколько арабских имён, чеченских… ирландцев к соусу, и поливай свои котлеты…
— Какие котлеты, я забыл их вкус! — Димка вздохнул и снова потрогал разбитые и ставшие похожими на котлеты губы. Каждое напоминание о пище подымало руку и тянуло к носу… к губам… далее — осязаемый мазохизм, реализат ощущений… и всё начиналось сначала.
— Ну тогда давай о мухах, — Демиург вяло усмехнулся.
— А-а… — бесформенные губы Димки попытались растянуться в улыбку, — я её помню! Тихая такая, почти не зудела, не мешала, я тоже так хочу… хотел… Эх-хе-хе…
— Я о мухах следователя! — Демиург раздражённо завозился рядом…
— О тараканах следователя?! — Дима заинтересованно повернулся к нему…
— Какая разница!? Он кормится и так, и этак, смотря где, в данный момент, обитает.
— Не скажи…
Волосатое лицо приблизилось вплотную, и Димке показалось, что оно сердится.
— Ты будешь слушать, — искривился, приблизившийся рот, — или нет?
— Я весь внимание! — подтвердил Дмитрий и постарался посадить своё постоянно оседающее на пол тело — прямо.
— Во времена моего создателя это называлось вымогательством, что… думаю… ближе к месту обитания мух, и с тех пор ничего не изменилось! Слышишь? — Демиург качнул головой и приподнял волосяные кусты над глазами.
"Бровями похож, но говорит слишком чётко!" — подумал Димка и удивился вслух: — А что с меня взять, кроме оков? — он посмотрел на свои израненные запястья, затем поднял руки к лицу и потрогал мешки под глазами… — Гол и морщинист, как донской сфинкс.
— Тебя любят сразу две женщины!
Димке стало приятно от услышанного, но, не подав виду, он спросил:
— И что, и какие две? Я уверен, что ни одна!
Сопение рядом усилилось…
— В чём ты можешь быть уверен, жалкая кокетка? Неужели ты мог предположить, что мои слова похожи на твой бессвязный трёп. Неужели, я — Демиург — создатель Вселенной, обладающий трансцендентным знанием, не в силах разобраться в вашей примитивной психологии? А?
— Прости, прости! Я действительно забылся, поверил… да что там… решил, будто ты создание моё, а не Платона, а хоть и Платона, то… лишь фантазия! — Димка съёжился и отпил воды… Его бил озноб…
Так молодёжь пьёт воду из маленьких бутылочек, на улице, в транспорте, везде, где можно; даже если пить не хочется, всё равно сосёт, что соску, не отвыкло ещё; потому, что модно, ну и удобно — чтобы время шло, руки занять, губы, рот, гортань; при этом не обязательно: что-либо читать, говорить, — всегда есть заменитель — пластиковая бутылочка;
Гость тяжело вздохнул, и спросил:
— А вода, сейчас, утоление жажды, облегчение разбитой полости рта, это тоже фантазия?
— Не знаю, возможно! Может, я вообще сплю?
— Может… всё может быть, но главное то, как ты себя сейчас ощущаешь. Ведь легче же тебе со мной?
— Сегодня да, раньше… не уверен. Смущаешь ты мой покой, вот! — Дима отвернулся от собеседника и боком повалился на бетонный пол.
— Скоро отстегнут шконку, не лежи на бетоне, умрёшь! -
Демиург помог ему снова сесть. — Слушай, пока не пришёл дубак, а то не успею сказать! Они хотят денег… квартиру, материальных благ за твоё освобождение и знают, что могут развести Машу и Лизу на этом! Понял? Если кто-то из женщин не выкупит тебя, то ты сядешь надолго. Завтра тебе окончательно отобьют требуху, и ты напишешь два письма…
Димка не успел даже улыбнуться, снова удивившись успеху Демиурга, в мгновенном изучении современного слэнга, и испугаться за свои внутренние органы, как в коридоре послышался твёрдый шаг… металлическое сальто личины замка, и дверь открылась…
— Чего развалился козёл? — носок сапога взрыл бок под рёбрами и Дима горестно, протяжно хрюкнул, отрицая неверное определение. — Спать, лежать, не положено! — шконка, звякнув цепью, упала навзничь, сапог снова не прошёл мимо и теперь вонзился в солнечное сплетение уже севшего на полу Дмитрия. Шероховатая стена вонзила известковые зубы в спину, но поддержала в положении сидя, дыхание кончилось и рот удивлённо открывшись, не верил, что воздуха нет. Дверь закрылась со всеми полагающимися шумами и шаги за ней удалились…
ГЛАВА 21
— Можно? — дверь кабинета приоткрылась…
Первое, что он увидел — была красная туфелька на каблуке — шпильке. Затем дверь отворилась шире и высокая блондинка, кажется крашеная, вошла в помещение. Она была странно красива в свои тридцать два… или тридцать пять: высокие скулы, оленьи глаза с поднятыми вверх уголками; пухлые, крепко сжатые губы, делали её несколько строгой, но испуг всё же читался в раскосых зеркалах души… и следователь Чистяков довольно усмехнулся:
— Конечно, проходите, присаживайтесь, пожалуйста, — он галантно протянул руку к напротив стоящему стулу и подвинул к себе, положенную на стол повестку. Почитав её несколько дольше, чем обычно, поднял брови и стал рассматривать переносицу женщины, каждую поринку кожи меж глаз, измеряя расстояние между ними… Он почти видел, как удивлённо испуганно бегали её зрачки из угла в угол, и наслаждался… давно чувствуя в себе призвание, верил в предназначение… свыше, в то, что он — сам — таковой и есть!