— Нет.
Плечи девочки поникли.
— Понятно. А я — из-за грозы.
— Это нормально — чего-то бояться, — по неизвестном для самого себя причинам Дарклинг не хотел, чтобы девочка переживала из-за своего страха. В голове настойчиво звучал голос матери: «Страх — это могущественный союзник». Он так и не признался ей, что в детстве боялся темноты.
— А чего боишься ты?
Вопрос застиг Дарклинга врасплох. Любопытством девочка явно была в мать.
На самом деле, это был легкий вопрос. Дарклинг знал, чего боялся больше всего на свете, и на короткий миг в Каньоне его кошмар стал явью. Но это определенно не то, о чем стоит слышать маленькой девочке.
— Это не страх, но… — он покопался в памяти в поисках безобидного и безопасного ответа. Что-то, что могло быть честным ответом, но при этом нельзя было бы использовать против него. — Я не люблю воду. Озера, моря. Океаны.
— Ванную?
Дарклинг тихо рассмеялся.
— Нет, с ванной проблем нет.
Снова сверкнула молния, озаряя коридор и две заблудшие души. Отголоски грома достигли приют через десять секунд. Гроза удалялась.
— Хочешь, я посижу с тобой? — Дарклинг сам не знал, почему предложил это девочке. Может быть, потому что надеялся выведать от нее секреты приюта. А может, потому что она была ребенком, которому было страшно.
Она кивнула. Тогда он взял ее за руку и отвел в комнату, где она забралась под одеяло, пока он устраивался на полу рядом с кроватью. Он ощущал, что девочка ждет от нее какого-то рассказа, но в голову ничего не приходило.
— Мама обычно рассказывает мне сказки, — подсказала Саша. — О русалье и жар-птице. О хитром лисе, про воронов, которые обманули змея.
— А про гришей?
Девочка опустила глаза, напряженно размышляя.
— Про девочку, которую боялась родная мать, потому что она была не такая, как все. И про мальчика, который был одинок и жил в страхе.
Дарклинг пораженно замер. «Я не одинок,» — хотел сказать он, но знал, что это ложь. Когда он жил в Малом Дворце, то держал подле себя мать и наивно думал о том, как однажды будет править вместе с заклинательницей Солнца.
— Хочешь, я расскажу, как этот мальчик охотился на морского хлыста? И чуть не погиб, лишь бы увидеть его хоть одним глазом?
Саша согласно закивала. И тогда он рассказал ей, как однажды он — точнее, мальчик из сказок Алины — тайком пробрался на китобойное судно, которое плыло далеко на север, чтобы вести охоту на китов. Как он едва не умер, попав в шторм, но так не увидел морского хлыста. Впрочем, путешествие не прошло даром: он видел причудливых рыб, живущих в ледяных водах, и слушал истории бывалых моряков, запоминая каждую деталь. Он верил, что рано или поздно ему пригодятся эти знания, и пускай они и казались другим небылицами, Дарклинг знал, насколько ценными были сказки и предания.
Саша до последнего пыталась не заснуть, чтобы услышать конец истории, но когда отголоски грома перестали доноситься до приюта, а Дарклинг поднял на девочку глаза, она уже сладко спала. Он убедился, что ничего не нарушает ее сон, и тихо ушел.
В этот раз, едва ему стоило коснуться головой подушки, как он заснул.
========== Часть 3 ==========
Алина настороженно смотрела, как Дарклинг что-то подробно объяснял ее дочери, периодически жестикулируя. Это было их третье совместное занятие. Сначала Саша, чувствуя подвох, выжидательно смотрела на мать, прежде чем выполнять просьбу Дарклинга. К концу первого занятия девочка уже увлеклась процессом и, казалось, забыла про родительницу, которая стояла неподалеку и наблюдала за обучением, внимательно следя, чему именно Дарклинг учит ее дочь.
Он был монстром, тираном, убийцей. И она позволяет ему сидеть рядом со своей дочерью и учить ее управлять своей силой. Это было неправильно.
Но почему-то внутри все потеплело от этого зрелища. Словно так это и должно происходить. Мал часто играл с дочерью, так же сидя рядом с ней на полу, но его движение были более уверенными, отцовскими. Возможно, даже ленивыми. Общение с дочерью было больше родительской обязанностью, чем игрой. Алине всегда казалось, что Малу немного скучно с малышкой, словно он никак не мог дождаться, когда она наконец подрастет и ее можно будет учить чему-то более стоящему, отправляться с ней на охоту. Дарклинг же больше был похож на учителя, который уверен в материале, который рассказывает, но все равно боящийся потерять доверие ученика. Или как отец, который несколько лет не видел своего ребенка и теперь пытается наладить отношения, постепенно растапливая лед. Терпеливый, спокойный. Получающий наслаждение от каждого мгновения, проведенного с девочкой.
Неправильно. Глупо. И ужасно мило.
Алина могла любоваться этим каждый день.
— На сегодня все, — сказала она, подходя к ним.
Однажды днём, когда непогода заперла всех жильцов приюта в четырех стенах, Дарклинг сидел на полу у камина и рассказывал о Керчии: описал узкие мощенные улочки Кеттрадама, красочные костюмы актеров Зверской комедии, богатые купеческие дома и выделящийся на фоне других университетский район. Под конец он поведал о вращающейся платформе с установленными на ней сидениями в виде деревянных лошадей в парке развлечений на краю города. Когда дети в один голос заявили, что хотят покататься на этой иностранной «карусели», Алина сказала, наклонившись к Дарклингу:
— Ты ведь понимаешь, что теперь должен спонсировать эту поездку?
— Только если ты пообещаешь, что я смогу угостить тебя сахарной ватой.
Он выглядел таким серьезным, что у Алины заныло сердце. Она отвела взгляд и остаток вечера избегала смотреть на него.
Это был не единственный раз, когда между ними возникал такой момент. Алина забывалась и обращалась к нему как к другу, а он пользовался возможностью и открывал ей свое сердце. Она ненавидела его за это, за попытки наладить взаимоотношения между ними после всего, что она пережила по его вине, но больше всего она ненавидела саму себя, потому что позволяла ему это.
***
Особенно Алине запомнилась одна сцена, произошедшая за ужином на четвертый день. У одной девочке в приюте был день рождения, и по ее просьбе испекли самый шоколадный торт в мире: в нем было три слоя, между которыми был шоколадный крем, сверху его обмазали шоколадной глазурью, а на верхушку установили шоколадку в виде сердечка.
— Было бы проще дождаться возвращения других ребят, — бурчала Валентина, помогая замешивать тесто.
— Мы отпразднуем сейчас, в день рождения, — покачала головой Алина. — А затем еще раз — когда все вернутся.
Оксана задула свечи и вызвалась самой разрезать и раздать торт. На правах именинницы отрезав себе самый большой кусок, она положила по кусочку каждому из оставшихся в доме детей, после чего поделилась десертом с Алиной и воспитателями (кроме Валентины, которая терпеть не могла шоколад и считала, что детям его есть вредно). Последним торт получил Дарклинг, тихо сидящий на своем любимом месте на полу у камина.
— Спасибо, но я не буду, — мягко сказал он. В последнее время он все меньше напоминал Алине Черного Еретика, тирана, который стремился любой ценой объединить Равку, и все больше походил на одинокого мальчишку, потерявшиего цель в этом мире.
— Почему? — Оксане исполнилось четырнадцать, но как любой ребенок, выросший в этом приюте, она отличалась привычкой задавать неуместные вопросы. Возможно, они держали бы рот на замке, если бы знали, кого пытаются разговорить, но сейчас Дарклинг был очередным другом хозяинов приюта, к тому же очень симпатичным и загадочным. — Не любишь сладкое?
— Напротив, очень люблю.