– Если все вам доказывать, – поднял палец зам, – то умным не останется времени на ночные вахты и на… – он оглянулся на дверь, за которой секретарша затянула кусок шлягера, – на отдых от подвига. Должен Сизиф полежать иногда на камне?! А господина, как говорится, членкора Триклятова, нашего именинника, нынче в институте и в помине нет. Взял краткий ежегодно пролонгируемый отпуск без содержания. Я имею в виду содержание его научных трудов. Да, был талант, махонький, да сплыл в инсинуации. Давненько, как говорится ин витро, тогда ни к селу, ни к поселку, отрыл божественные следы. Теперь же запутался в трех терновниках. Так разберись! Тебе подскажут… коллеги, понимаешь. Лежит, понимаешь, на курортах под пирамидой, поди, и щелкает мыльницей формулки. Такой человек, глыбина, на глиняных протезах…
Замдиректора помолчал и продолжил, снизив голос:
– А империалисты – ведь какие вредители! – гранты выписывают только на него, Триклятова. Беда с ними. Подай отщепенца, и все. Мы объясняем: давайте гранты, мы передадим. Положенную ему часть. Вредят, жмутся, юлят – не любят они эту нашу Землю обетованную нисколечки.
А у нас планов творческих – компьютеры лопаются – создали прекрасный действующий макет Общей земли, как раз сегодня с производств завозим с космических испытательных стендов, теперь надо стену вокруг института новую ковать, чтобы модель не пропала, а вертолет Черноморского филиала чем заправишь, их обещалками? Так и напишите. Измеряем с вертолета изменения каждым летом в Крыму Земной кривизны под напором горных склонов и волн, затем… – и он опять поглядел на дверь, где его еще ждали траты в пику несознательным грантометчикам. И стал уже судорожно натягивать плащ.
Однако как часто случаются совпадения в простейших жизненных коллизиях. Тут же, за дверью, как из ничего, создался физический шум, потом с треском распахнулись двери, и в кабинет, криво переставляя ботинки, ввалился чернявый усач в окровавленном халате.
– Ты какой! – крикнул усач. – Ты Алика что элекричесв закрыл, у меня пять тонн рыба ва-няйт… всю твоя тухлый жизнь не расплатишь. Включай, гаварю!
– Почему за киловатты не платишь? – в свою очередь подскочил к белохалатнику заместитель, оттесняя того к открытой, заполненной похожей на импортную секретаршей, двери. – За ватты только заплатил.
– Алик не платит! – завопил чернявый. – Я тиби, дохлый судак, сколкой денга перетаскал, можно три баба держать за всо. – И ткнул на отпрянувшую помощницу. – Ты на мой денга который ходишь! Алик сигда платит, если каму платить.
– Так, товарищ журналист, – обернулся к Сидорову научный заводила. – Идите в лабораторию к заведующему доктору Ойничевичу, вся конкретика у него. Замечательный научный подвижник, тоже сидит на хлебе с водой без грантов, а мне еще к депутатам, к депутату Иванову-Петрову. На конгресс приглашать. Идите, идите, – ловко вытолкал руководитель журналиста, и из-за прикрытой двери послышались гортанные крики, фальцет и, возможно, возня.
В лаборатории «Сокровенных подвижек Земли» Сидоров нашел заведующего Ойничевича по вторичному признаку, когда увидел в комнате, заставленной фикусами, аптекарскими весами и другими приборами между нераспечатанных ящиков импортной аппаратуры неясного назначения некоего человечка, самозабвенно раскладывающего на компьютере «Могилу Наполеона», которую и заменил при виде влезающего чужака на картинку движущегося в песочных часах времени.
– Вы откуда? – степенно осведомился заведующий.
– Мы из газеты, – в старинном ключе представился журналист, водя перед носом ученого удостоверением, и, играя в тайну, сообщил шепотом. – Прислал доверительно к Вам перед конференцией лично господин Скатецкий.
– Понятно, – оглянулся на молчаливые приборы завлаб.
– Будем писать о шалостях науки, об этом… Триклетове. Грантостяжателе. Поможете информашкой, тезисно, так сказать.
– А как же! – с широким дружелюбием оскалился Ойничевич. – Про научный Талибан этот. Боюсь, не связан ли с Аль-Кайдой этой. Гранты под себя скушал и смылся. А работай кто? Один Ойничевич, от кандидата Дудушко никакого прока который год, одни опилки дубовые. Так и напишите на всю вселенную. Да еще этот фигов листик науки, ребенок-аспирант Годин, оставленный нам тут на погибель хапугой Триклятовым. Ничего, понимаете, не может разобрать в бумагах учителя проклятого. Еще месяц не разберет или шефа своего не отроет – высадим с аспирантуры с борта прямиком в армейский окоп. Пусть окапывается. А что! Теперь пишите про науку. Под руководством моей лаборатории созданы уникальные универсальные условия для обобщения Общей земли – будет произведено церковное освещение – электрическое уже подведено, – расположенного в лабораторном корпусе Камня преткновения – ну, образ трудностей и трудов, так… выращенный уже два года как без помощи Триклятова молодой аспирант, отличный выпускник мехмата… так. Проведены успешные совместные ученые встречи с мужами Японии, Кореи Южной, Малоазии – такая жаркая страна у океана… одного. Австралийских поисковиков пресной грунтовой негазированной приглашаем – что будем сотрудничать сразу же, и по деньгам. Но между нами, дамами, – подмигнул Ойничевич журналисту, – по фунтам и йенам уперлись крохоборы. Фанатики. Давай им в рабгруппу старика трехнутого. Ни копья под другую фамилию не выписывают.