— Нет. Не такими. Годдард никакой не серп. Да, у него кольцо, у него лицензия на прополку, но он не серп. Он убийца, и его надо остановить. Мы должны найти способ остановить его — ты и я!
Вольта помотал головой и уставился на свои залитые кровью руки.
— Все кончено, — повторил он. А потом сделал глубокий судорожный вдох и вдруг совершенно успокоился. — Все закончилось, и я этому рад.
Только сейчас Роуэн понял, что кровь на руках Вольты не была кровью его жертв. Она текла из его собственных запястий, исполосованных длинными рваными порезами. Сомнений, зачем были нанесены эти раны, не оставалось.
— Алессандро, нет! Не делай этого! Давай вызовем амбу-дрон! Еще не поздно!
Но они оба знали, что уже поздно.
— Самопрополка — последняя привилегия каждого серпа. Ты не можешь забрать ее у меня, Роуэн. Даже не пытайся.
Его кровь заливала теперь все вокруг, снег во дворе окрасился багровым. Роуэн завыл от отчаяния. Еще никогда он не чувствовал себя таким беспомощным.
— Мне так жаль, Алессандро! Мне так жаль…
— Мое настоящее имя Шон Добсон. Пожалуйста, называй меня так, Роуэн. Называй меня моим настоящим именем.
Роуэн едва мог говорить — его душили слезы.
— Это… это огромная честь для меня — быть твоим другом, Шон Добсон.
Вольта приник к Роуэну — он больше не мог самостоятельно держать голову — и слабым голосом проговорил:
— Обещай, что станешь лучшим серпом, чем был я.
— Обещаю, Шон.
— И тогда, может быть… может…
Но все, что он собирался сказать, пролилось в снег вместе с последними каплями крови. Его голова покоилась на плече Роуэна, а морозный воздух вокруг них полнился далекими криками агонии.
• • • • • • • • • • • • • • •
Каждый день я молюсь, как молились мои предки. Сначала они обращались к богам, которые были легкомысленны и часто ошибались. Потом к единому Богу — грозному и ужасному судии. Потом к любящему и всепрощающему Господу. А потом, наконец, к силе, лишенной имени.
А кому могут молиться бессмертные? У меня нет ответа, но я по-прежнему обращаю свой голос к пустоте в надежде дозваться до чего-нибудь там, далеко и глубоко, за пределами моей собственной души. Я прошу совета. Прошу силы духа. И еще я молюсь — о, как я молюсь! — о том, чтобы не утратить восприимчивость к смерти, которую приношу другим. Она не должна стать для меня чем-то обычным. Заурядным, рядовым событием.
Мое самое большое пожелание человечеству касается не мира, не покоя и не радости. Я желаю, чтобы все мы немного умирали в душе каждый раз, когда видим кончину другого человека. Потому что только боль сопереживания делает нас людьми. Если мы утратим человечность, нам не поможет никакое божество.
— Из дневника почтенного серпа Фарадея
36
Тринадцатая жертва
Роуэн нашел Годдарда в часовне, где тот завершал свои страшные дела. Вопли и крики снаружи начали утихать по мере того, как серпы Рэнд и Хомски заканчивали то, что начали. Здание на другой стороне двора было объято пламенем. Через разбитые витражные окна внутрь часовни проникали холодный воздух и дым. Годдард стоял у алтаря, увенчанного чашей грязной воды и двузубой вилкой камертона.
В часовне остался только один тонист — лысеющий мужчина в балахоне, чуть отличавшемся от тех, что были надеты на лежащих вокруг мертвых телах. Годдард, удерживая мужчину одной рукой, а другой сжимая меч, улыбнулся Роуэну.
— А, Роуэн! Как раз вовремя, — сказал он жизнерадостно. — Я придержал курата для тебя.
Курат не выказывал страха, наоборот, вел себя вызывающе.
— То, что вы учинили здесь сегодня, только поможет нашему делу, — заявил он. — Мученики свидетельствуют намного весомее живых!
— Мученики во имя чего? — ощерился Годдард и постучал мечом по камертону. — Ради вот этой штуки? Я бы расхохотался, если б мне не было так противно!
Роуэн подошел поближе. Он старался не обращать внимания на истекающие кровью трупы, сосредоточившись на Годдарде.
— Отпустите его.
— Вот как? Предпочитаешь движущуюся мишень?
— Я предпочитаю никакую.
До Годдарда дошло не сразу. А когда дошло, он улыбнулся, словно Роуэн сказал что-то очаровательное и оригинальное.
— Неужели наш мальчик только что выразил нам капельку неодобрения?
— Вольта мертв, — сказал Роуэн.
Радостное выражение на лице Годдарда померкло, но лишь чуть-чуть.
— Тонисты напали на него? Ну, они за это поплатятся!