Вольта примостился рядышком с Годдардом — а вдруг удастся разведать, что происходит.
Завидев Верховного Клинка, Годдард встал, оказывая гостю положенное тому по чину уважение.
— Ваше превосходительство, какая честь, что вы пришли на наши скромные посиделки!
— Не такие уж и скромные, — буркнул Ксенократ.
— Вольта, поставь-ка нам два стула у кромки бассейна, — приказал Годдард. — Так мы окажемся ближе к центру событий.
И хотя подобные задания обычно выполняли слуги, Вольта не стал возражать — это давало ему отличную возможность для подслушивания. Он поставил два стула на вымощенное плиткой патио у глубокого конца бассейна.
— Ближе к воде, — уточнил Годдард.
Вольта перенес стулья так, что если бы кто-то из купальщиков воспользовался вышкой для ныряния, брызги окатили бы обоих собеседников.
— Никуда не отходи, — тихо велел Годдард Вольте, а тому только того и надо было.
— Не желаете ли закусить, Ваше превосходительство? — осведомился Вольта, указывая на стол с яствами, стоящий в нескольких ярдах поодаль.
— Нет, спасибо.
Этот отказ от человека, пользующегося репутацией гурмана, говорил о многом.
— Так ли уж необходимо было встречаться именно здесь? — спросил он у Годдарда. — Может, тихая комната подошла бы больше?
— В моем доме сегодня нет тихих комнат, — ответствовал Годдард.
— Я понимаю, но здесь же просто публичный форум какой-то!
— Чепуха, какой там Форум, — отмахнулся Годдард. — Скорее дворец Нерона.
Вольта рассмеялся. Со стороны его смех казался искренним, но на самом деле Вольта искусно притворялся. Если уж ему приходится сегодня изображать подхалима, он сыграет свою роль как истинный артист.
— Что ж, будем надеяться, что он не превратится в Колизей, — проговорил Ксенократ, и в голосе его прозвучала нотка сарказма.
Годдард хихикнул.
— Поверьте мне, я с удовольствием бросил бы пару-тройку тонистов на растерзание львам.
Один из гостей — тех, кому платили, — сделал идеальное тройное сальто с вышки. Брызги оставили темные полоски на тяжелой ризе Верховного Клинка.
— Вам не кажется, что такой шикарный образ жизни может засосать вас, как болото? — спросил Ксенократ.
— Не сможет, если я буду проворно двигаться, — ответил Годдард с высокомерной усмешкой. — Я скоро оставлю этот дом. Подумываю о поместье где-нибудь на юге.
— Вы же знаете, что я не это имел в виду.
— Ну что вы так нервничаете, Ваше превосходительство? — укорил Годдард. — Я пригласил вас, чтобы показать, какое позитивное значение имеют мои празднества для нашего Ордена. Это же отличный пиар! Вам самому следовало бы устраивать грандиозные гала-представления в вашем доме.
— Вы забываете, что я живу в бревенчатой хижине.
Глаза Годдарда превратились в щелки.
— О да, в бревенчатой хижине, расположенной на крыше самого высокого небоскреба в Фулькруме. Я, по крайней мере, не ханжа, Ксенократ. Не разыгрываю из себя скромника.
И тут Верховный Клинок сказал нечто такое, что оказалось для Вольты полной неожиданностью, хотя, если подумать, удивляться тут было нечему.
— Моей самой большой ошибкой, — проговорил Ксенократ, — было то, что когда-то много лет назад я взял тебя в ученики.
— Давайте надеяться на это, — сказал Годдард. — Мне невыносима мысль, что вам еще предстоит совершить вашу самую большую ошибку.
Это была угроза, которая не звучала угрозой. Годдард был мастером в подобных словесных выкрутасах.
— Итак, скажите мне, — продолжал он, — улыбается ли госпожа Удача моему ученику так, как она улыбнулась вашему?
Вольта навострил уши. Что это за удача, о которой говорит Годдард?
Ксенократ набрал полные легкие воздуха и медленно выпустил его.
— Улыбается. Девчонка перестанет быть проблемой в течение недели, я в этом уверен.
Тут их обрызгал другой ныряльщик. Ксенократ выставил вперед ладони, чтобы защититься, но Годдард даже не шелохнулся.
«Перестанет быть проблемой». Под этим могло подразумеваться многое. Вольта оглянулся, высматривая Роуэна. Тот, похоже, был занят горячей дискуссией с каким-то парнем. Может, под «девчонкой, которая перестанет быть проблемой» имеется в виду Цитра? С точки зрения Вольты, для Роуэна это было бы наилучшим выходом из положения.
— Мы закончили? Могу я уйти?
— Одну минуточку, — сказал Годдард и обернулся к мелкому концу бассейна. — Эсме! Эсме, иди сюда, я хочу тебя кое с кем познакомить.
На лице Верховного Клинка появилось выражение дикого ужаса. Воистину, с каждой минутой становилось все интереснее и интереснее.
— Пожалуйста, Годдард, не надо…
— А что такое?
Эсме, в купальнике и надувных нарукавниках, пришлепала к ним.
— Звали, серп Годдард?
Он жестом поманил ее и усадил к себе на колени, повернув девочку лицом к мужчине в золотой ризе.
— Эсме, ты знаешь, кто это?
— Серп?
— Не какой-нибудь рядовой серп. Это Ксенократ, Верховный Клинок Средмерики. Очень большой человек.
— Здравствуйте, — сказала Эсме.
Ксенократ вымученно кивнул, стараясь не смотреть девочке в глаза. От всей его фигуры исходили, словно жар, волны замешательства. Вольта недоумевал, то ли у Годдарда есть какой-то тайный замысел, то ли он просто издевается по своему обыкновению.
— Кажется, мы встречались раньше, — произнесла Эсме. — Когда-то очень давно.
Ксенократ молчал.
— Наш почтенный гость слишком напряжен, — сказал Годдард. — Ему стоит присоединиться к нашему празднику, как ты полагаешь, Эсме?
Та пожала плечами.
— Пусть повеселится, как все остальные.
— Мудрее слов мир еще не слыхал, — сказал Годдард, затем незаметно для Эсме протянул руку к Вольте и щелкнул пальцами.
Серп-юниор сделал медленный, неслышный вдох. Он понимал, чего от него хочет Годдард. Но у Вольты не было желания выполнять просьбу. Теперь он пожалел, что ввязался во все это.
— А почему бы вам, Ваше превосходительство, не продемонстрировать ваши умения на танцполе? — спросил Годдард. — Тогда мои гости могли бы посмеяться над вами — как тогда, когда вы подняли меня на смех перед всем конклавом. Думаете, я забыл?
Годдард по-прежнему протягивал руку к Вольте, сейчас уже нетерпеливо перебирая пальцами, и тому ничего не оставалось, как подать то, что у него просили. Молодой серп выудил из потайного кармана своей желтой мантии маленький кинжал и вложил его в руку Годдарда.
Годдард обхватил пальцами рукоятку и незаметно, мягким, аккуратным движением поднес лезвие к затылку Эсме, остановив его в дюйме от кожи.
Девочка этого не видела. Она не могла знать, что там у нее сзади. Но Ксенократ видел. Он застыл на месте — глаза широко распахнуты, челюсть слегка отвисла.
— О, придумал! — жизнерадостно сообщил Годдард. — Почему бы вам не искупаться?
— Пожалуйста, — взмолился Ксенократ. — Это совсем ни к чему.
— Я настаиваю!
— По-моему, он не хочет купаться, — сказала Эсме.
— Но на моих праздниках купаются все!
— Не делай этого! — умолял Верховный Клинок.
В ответ Годдард поднес лезвие еще ближе к шее ничего не подозревающего ребенка. Теперь даже Вольту прошиб пот. На вечеринках Годдарда до сих пор никто никого не выпалывал, но все когда-нибудь случается в первый раз. Молодой серп понимал: здесь столкнулись две воли; и единственной причиной, почему Вольта не вмешался и не вырвал кинжал у Годдарда, была та, что он знал, кто моргнет первым.
— Будь ты проклят, Годдард! — сказал Ксенократ.
А потом встал и бросился в бассейн, как был, в тяжелой золотой ризе.
Роуэн не слышал разговора между Ксенократом и Годдардом, но он увидел, как Верховный Клинок прыгнул в бассейн, подняв гигантский фонтан брызг, привлекший к себе всеобщее внимание.
Ксенократ нырнул и больше не вынырнул.