— Что?!
— Я неясно выразился?
— Нет, Ваша честь. Я… я понимаю…
— И в следующий раз, прежде чем кого-то в чем-то обвинять, удостоверься сначала, что это правда, а не просто оскорбление.
Годдард развернулся и зашагал прочь; мантия развевалась за ним, словно флаг. Но прежде чем удалиться за пределы слышимости, он проговорил:
— Конечно, если бы я убил серпа Фарадея, я был бы не настолько глуп, чтобы признаться тебе в этом!
— Он просто морочит тебе голову.
Тем вечером серп Вольта и Роуэн сражались в игровой комнате в бильярд.
— Но, думаю, ты и правда оскорбил его. Как это — убить другого серпа?! Этого просто не может быть!
— А я думаю, что может. — Роуэн ударил по шару и промахнулся. Мысли его витали в другом месте. Он даже не помнил, какими шарами играет — однотонными или полосатыми.
— Возможно, Цитра тоже морочит тебе голову. Об этом ты не думал?
Вольта ударил кием и положил в лузу оба шара — и полосатый, и однотонный, что никак не помогло Роуэну выяснить, какими же шарами играет он сам.
— Я хочу сказать — посмотри на себя, ты же совсем чокнулся! Девчонка водит тебя за нос, а ты этого даже не замечаешь!
— Она не такая, — возразил Роуэн, выбрал наконец полосатый шар и положил его. По-видимому, выбор оказался правильным, потому что соперник позволил ему продолжить игру.
— Люди меняются, — сказал Вольта. — А ученики серпов так и подавно. Быть подмастерьем серпа — значит постоянно меняться. Почему, ты думаешь, мы берем себе новые имена? Потому что к моменту посвящения мы становимся совершенно другими людьми. Превращаемся из ссыкливых детишек в профессиональных выпалывателей. Она попросту вьет из тебя веревки!
— А я сломал ей шею, — напомнил Роуэн. — Так что мы равны.
— Да не надо тебе быть ей равным! Тебе надо прийти на зимний конклав, имея за плечами явное преимущество. Или, по крайней мере, с ощущением, что у тебя есть преимущество.
В игровую заскочила Эсме, крикнула: «Чур я играю с победителем!» — и тут же выскочила обратно.
— Лучшего стимула для проигрыша не придумать, — проворчал Вольта.
— Давай буду брать ее с собой на утреннюю пробежку? — предложил Роуэн. — Пусть займется спортом. Ей не помешало бы слегка похудеть.
— Это верно, — согласился Вольта. — Но тут хоть бегай, хоть не бегай, все одно. Гены есть гены.
— Откуда ты знаешь, что у нее за ге…
И тут до Роуэна дошло. Истина маячила перед его глазами все время, но он был слишком близко, чтобы разглядеть ее.
— Не-ет! Кончай стебаться!
Вольта небрежно потряс головой:
— Понятия не имею, о чем ты.
— Ксенократ?!
— Твоя очередь, — сказал Вольта.
— Если станет известно, что у Верховного Клинка есть незаконнорожденная дочь, ему конец! Это же грубейшее нарушение заповеди!
— Знаешь, что будет еще хуже? Если дочь, о которой никто не знает, окажется выполотой.
Роуэн прогнал сразу десяток идей через эту новую призму. Теперь все становилось на свои места: и почему Эсме пощадили тогда, в кафе, и почему с ней обращаются как с принцессой… Что там говорил Годдард? Что она самая важная персона из всех, с кем он в тот день познакомился? Ключ к будущему?
— Но ее не выполют, — проговорил Роуэн. — Не выполют до тех пор, пока Ксенократ делает все, как велит Годдард, — например, прыгает в бассейн.
Вольта медленно наклонил голову.
— Среди прочего.
Роуэн ударил по шару и нечаянно забил в лузу восьмерку, чем и закончил партию.
— Я выиграл, — сказал Вольта. — Вот черт. Теперь придется играть с Эсме.
• • • • • • • • • • • • • • •
Я подмастерье у чудовища. Серп Фарадей был прав: тому, кто испытывает удовольствие от убийства, нельзя становиться серпом. Это противно всем установкам серпов-основателей. Если Орден превращается в рассадник убийц, кто-то должен положить этому конец. Но это буду не я. Потому что я, как мне кажется, тоже превращаюсь в чудовище.
• • • • • • • • • • • • • • •
Роуэн посмотрел на то, что написал, тихо и аккуратно вырвал страницу из тетради, смял и бросил в пылающий камин. Годдард всегда читал его дневник, на что, будучи наставником, имел полное право. Роуэн потратил целую вечность, чтобы научиться выражать на письме свои настоящие мысли, свои истинные чувства. Теперь ему надо опять научиться скрывать их. Это был вопрос выживания.
Он взял перо и написал новый, официальный, пост:
• • • • • • • • • • • • • • •
Сегодня я убил двенадцать движущихся целей, использовав только двенадцать пуль, и сохранил жизнь моему другу. Серп Годдард прекрасно владеет искусством мотивировки. Нет смысла отрицать — я становлюсь все лучше и лучше. Каждый день я учу что-то новое, совершенствую свое тело, ум и руку. Наставник гордится моими достижениями. В один прекрасный день, надеюсь, я смогу отплатить ему сторицей за все, что он сделал для меня.
29
Они называли это тюрьмой
Со времени конклава серп Кюри не ходила на работу. Все свое внимание она отдавала Цитре.
— Мне положен отпуск, — заявила она. — У меня будет достаточно времени, чтобы наверстать упущенное.
В их первый ужин после возвращения в «Дом над водопадом» девушка наконец решилась затронуть тему, которой очень боялась.
— Я должна кое в чем признаться, — сказала Цитра через пять минут после того, как они сели за стол.
Серп Кюри прожевала и проглотила и только потом ответила:
— И в чем же?
— Вам это не понравится.
— Слушаю.
Цитра собралась с духом и выдержала холодный взгляд серых глаз.
— Я занимаюсь этим уже довольно долго. Вы об этом не знаете.
Губы наставницы искривились в иронической усмешке.
— Ты серьезно думаешь, что можешь что-либо от меня скрыть?
— Я искала убийцу серпа Фарадея.
Серп Кюри со звоном уронила вилку.
— Ты… что?
Цитра созналась наставнице во всем: как копалась в «заднем мозгу», как тщательно восстановила все передвижения серпа Фарадея в его последний день. И как обнаружила, что двое свидетелей из пятерых получили иммунитет, а это если и не доказывало, то по крайней мере намекало на то, что тут замешан другой серп.
Кюри впитывала в себя каждую деталь. Закончив рассказ, Цитра склонила голову, ожидая бури.
— Я готова понести любое наказание, — прошептала она.
— Наказание… — сказала серп Кюри с отвращением в голосе, но это отвращение адресовалось не Цитре. — Мне следовало бы наказать себя саму. Я была так непростительно слепа к тому, чем ты занималась!
Цитра выдохнула — последние двадцать секунд она не смела дышать.
— Ты еще кому-нибудь об этом рассказывала? — спросила Кюри.
Цитра поколебалась и поняв, что теперь нет смысла это скрывать, произнесла:
— Да. Роуэну.
— Чего я и боялась. А ты помнишь, Цитра, что он сделал после того, как ты все рассказала ему? Я скажу тебе, что он сделал. Он сломал тебе шею! Думаю, это ясно указывает, на чьей он стороне. Можешь не сомневаться — к настоящему моменту серп Годдард знает все о твоих подозрениях.
Цитра страшилась даже представить, что это может быть правдой.
— Нам нужно выследить этих свидетелей — может, удастся заставить кого-нибудь из них заговорить…
— Оставь это дело мне, — велела серп Кюри. — Ты уже сделала более чем достаточно. Тебе следует сейчас очистить голову и сосредоточиться на учебе и тренировках.
— Но ведь это же настоящий скандал…
— …и тогда лучшее, что ты можешь сделать, — это стать серпом и бороться изнутри.
Цитра вздохнула. То же самое сказал и Роуэн. Наставница была еще более упрямой, чем ее ученица. Если серп Кюри что-то задумала, спорить бесполезно.
— Да, Ваша честь.
Цитра ушла к себе, но ее никак не отпускало ощущение, что Кюри что-то от нее утаивает.
На следующий день за Цитрой пришли. Серп Кюри поехала в магазин, а ее ученица занималась тем, чем ей положено было заниматься — практиковалась с ножами разного веса и размера, отрабатывая точность и изящество движений.