В дверь забарабанили с таким неистовством, что Цитра уронила большой нож, едва не пришпилив к полу собственную стопу. Дежа вю. Точно так же колотили в дверь тогда, глухой ночью, когда умер серп Фарадей, — громко, настойчиво, безжалостно.
Она оставила большой нож валяться на полу, а клинок поменьше сунула в потайные ножны в кармане брюк. Кто бы там ни ломился, она не выйдет к ним без оружия.
Открыв дверь, Цитра обнаружила на пороге двух офицеров Гвардии Клинка — в точности как той ужасной ночью. Сердце девушки упало.
— Цитра Терранова? — спросил один из гвардейцев.
— Да?
— Боюсь, тебе придется пойти с нами.
— Почему? Что случилось?
Они не ответили, и на этот раз с ними не было никого, кто взял бы на себя труд объяснить. И тут Цитра сообразила, что видимость может быть обманчива. А если это вовсе не гвардейцы Клинка? Униформу ведь можно подделать!
— Покажите ваши удостоверения! — потребовала она. — Я хочу видеть ваши удостоверения!
Они либо их не имели, либо не посчитали нужным что-то там показывать какой-то девчонке. Гвардеец без дальнейших разговоров схватил Цитру.
— Ты что, не слышала? Я сказал, пойдем с нами!
Цитра вырвалась. На секунду у нее мелькнула мысль воспользоваться спрятанным ножом, но вместо этого она развернулась и врезала гвардейцу ногой по шее. Тот упал. Цитра сгруппировалась, приготовившись атаковать второго, но чуть-чуть опоздала. Мужчина выхватил электрошокер и дал разряд ей в бок. Тело девушки внезапно стало ее врагом. Она рухнула и так ударилась головой о порог, что потеряла сознание.
Она пришла в себя в машине, в запертом заднем отсеке; голова раскалывалась от боли, с которой яростно боролись ее болевые наниты. Цитра попыталась пощупать лицо, и обнаружила, что ее руки не свободны — запястья стягивали металлические наручники, соединенные короткой цепочкой. Отвратительный артефакт смертных времен.
Она заколотила в переборку, отделяющую заднее сиденье от переднего. Один из гвардейцев обернулся. Его взгляд никак нельзя было назвать мирным.
— Что, еще захотела? — пригрозил он. — Дам с удовольствием! После того, что ты сотворила, вольтаж стоило бы поставить на красный.
— Что я сотворила? Я ничего не творила! В чем меня обвиняют?
— В одном древнем преступлении. Ты обвиняешься в убийстве почтенного серпа Майкла Фарадея.
Никто не зачитал ей права. Никто не предложил адвоката. Эти законы и обычаи ушли в небытие вместе с эпохой, когда преступление было будничным делом и существовала целая индустрия задержания, осуждения и наказания преступников. В мире, свободном от преступности, никто не знал, как справляться с такой ситуацией, поскольку не существовало современного прецедента. С вещами столь сложными и непонятными обычно предоставляли разбираться Грозовому Облаку. Однако сейчас дело касалось серпов, а значит, Облако вмешиваться не станет. Судьба Цитры целиком и полностью находилась в руках Верховного Клинка Ксенократа.
Девушку привели в его резиденцию — бревенчатую хижину посреди аккуратного газона, раскинувшегося на крыше стодевятнадцатиэтажного небоскреба, — и усадили на твердый деревянный стул. Наручники нещадно сдавливали запястья, наниты Цитры отчаянно и тщетно боролись с ноющей болью.
Ксенократ стоял перед ней, загораживая свет своей массивной фигурой. На этот раз Верховный Клинок не выказал ни доброты, ни сочувствия.
— Мне кажется, вы не осознаете, какое серьезное обвинение выдвинуто против вас, мисс Терранова.
— Очень хорошо осознаю. И еще осознаю, что это просто смехотворно.
Верховный Клинок не ответил. Цитра напрасно пыталась высвободиться из проклятых наручников. Что за эпоха породила это мерзкое устройство? Что это был за мир, которому нужна была такая гадость?!
И тут из тени выступил другой человек, одетый в мантию цвета земли и зеленого леса. Серп Мандела.
— Ну наконец-то кто-то разумный! — сказала Цитра. — Серп Мандела, пожалуйста, помогите мне! Скажите ему, что я невиновна!
Серп Мандела покачал головой.
— Боюсь, не смогу, — печально отозвался он.
— Поговорите с серпом Кюри! Она знает, что я этого не делала!
— На данный момент ситуация слишком щекотливая, чтобы вовлекать в нее серпа Кюри, — отрезал Ксенократ. — Ее уведомят, как только мы установим твою виновность.
— Постойте… так она не знает, где я?
— Она знает, что мы задержали тебя, — сказал Ксенократ. — Подробности ей пока ни к чему.
Серп Мандела уселся в кресло напротив Цитры.
— Мы знаем, что ты залезла в «задний мозг» и попыталась уничтожить записи передвижений серпа Фарадея в день его смерти, чтобы помешать нашему внутреннему расследованию.
— Нет! Ничего такого я не делала! — Но чем яростнее она отрицала свою вину, тем более виноватой выглядела в их глазах.
— Но это не самое решающее доказательство, — проговорил серп Мандела. Затем, взглянув на Ксенократа, спросил: — Могу я показать ей?
Ксенократ кивнул. Мандела вытащил из кармана бумажную страницу и вложил ее в закованную руку Цитры. Та поднесла бумагу к глазам. Она не представляла себе, что там может быть написано.
Это была копия записи в дневнике. Цитра узнала почерк — без сомнения, он принадлежал серпу Фарадею. Она принялась читать, и сердце ее ухнуло в глубочайшую пропасть. Цитра даже не подозревала о существовании такого места в этом, да и в любом другом мире.
«Кажется, я совершил ужасную ошибку. Ученика ни в коем случае нельзя выбирать в спешке. Я поступил глупо. Но мне так хотелось передать кому-то все, что знаю и умею! Мне хотелось увеличить количество своих союзников в Ордене — людей, которые бы мыслили, как я.
По ночам она подходит к моей двери. Я слышу ее в темноте и могу лишь догадываться о ее намерениях. Но поймать ее входящей в мою спальню мне удалось только один раз. А если бы я спал — кто может сказать, что она сделала бы тогда?
Боюсь, она собирается прикончить меня. Она умна, решительна, расчетлива, а я слишком хорошо обучил ее искусству убивать. Пусть все знают, что если я умру, это будет не самопрополка. Если мне придет скоропостижный конец, виновата в этом будет ее рука, не моя».
Глаза Цитры наполнились слезами горечи.
— Почему? Почему он это написал?
Она начала сомневаться в собственном умственном здоровье.
— Существует только одна причина, Цитра, — произнес серп Мандела. — Наше расследование установило, что свидетели солгали о случившемся, поскольку были подкуплены. А затем злоумышленник исказил их личные данные, и теперь мы не можем найти этих свидетелей.
— Подкуплены! — Цитра уцепилась за соломинку. — Да! Их подкупили иммунитетом! Что доказывает — я тут ни при чем! Это мог сделать только другой серп!
— Мы проследили и эту линию, — сказал серп Мандела. — Преступник нанес своей жертве еще одно, последнее оскорбление. После смерти Фарадея убийца взломал защиту его кольца и воспользовался им, чтобы дать свидетелям иммунитет.
— Где кольцо, Цитра? — сурово вопросил Ксенократ.
Девушка больше не находила в себе сил посмотреть ему в глаза.
— Я не знаю…
— У меня к тебе только один вопрос, Цитра, — сказал серп Мандела. — Почему ты это сделала? Ты не признавала его систему ценностей? Ты работаешь на секту тонистов?
Цитра не отрывала глаз от роковой страницы в руках.
— Нет, ничего подобного!
Серп Мандела покачал головой и встал.
— За все годы моего служения я никогда не видел подобного безобразия. Ты позор для всех нас. — С этими словами он удалился, оставив Цитру наедине с Ксенократом.
Верховный Клинок несколько мгновений молча ходил туда-сюда. Цитра боялась поднять на него глаза.
— Я изучаю одну концепцию Эпохи Смертности, — сообщил Ксенократ. — Она состоит в определенном наборе процедур, направленных на выявление правды. Если я не ошибаюсь, ее называли «пытка». А состоит она в том, чтобы выключить твои болевые наниты, после чего начать причинять тебе невыносимые физические мучения, пока ты не скажешь правду.