В наступившей тишине дробно перестукивались кофейные чашечки, как будто переговаривались о чем-то своем.
— Ты хотел спросить, Алеша, — подсказала Добрина, и Алексей опять встретился с устремленным на него, все время словно что-то припоминающим, проникающим в душу взглядом бабушки Лиляны.
— А про того… про Василия. Он, случайно, не радистом был? — собрался с духом Алексей.
— Василий? — переспросила бабушка Лиляна и, вскинув брови, коротко взглянула на Добрину, наверное догадываясь о причине такой осведомленности Алексея. — Он знал рацию… Мы даже Москву слушали… Куранты под Новый год, — заговорила она, все более оживляясь. — Отчаянный был. А откуда к нам пришел, не знаю. Не принято было об этом спрашивать… — И бабушка Лиляна замолчала.
Но было заметно по глазам, по тлеющему их блеску, что она скрывает, не может сказать о самом сокровенном, и, чтобы как-то перебить возникшую неловкость, Алексей произнес извинительно:
— Мне рассказывали про тех… Ну, которые с парашютами прыгали. С ними наши радисты тоже были.
— Лиляна их всех наперечет знает, — вмешался Митко. — У нее шесть орденов…
Бабушка Лиляна строго поглядела на Митко, явно переборщившего в желании польстить, и проговорила, удерживая в глазах все ту же строгость:
— Большинство погибло. А списки, конечно, есть… — И, помолчав, с горечью добавила: — Знаю действительно всех, а вот фамилию Васи так и не установила. В отряде-то его звали просто Василием, и все… Подпольная кличка.
— Надо запросить архивы, — бодро посоветовал Митко. — Сейчас не такое время, чтоб не найти. Человек — не иголка…
— Молодые вы мои, зеленые юнаки, — с болью в голосе отозвалась бабушка Лиляна. — Если бы жив был, давно бы откликнулся… — Она поднялась с кресла, пошла в другую комнату и через минуту вернулась, неся что-то завернутое в ярко вышитую салфетку. — Вот, — сказала бабушка Лиляна, извлекая тускло блеснувший предмет. — Тридцать пять лет берегу. Последняя память.
Это был старый алюминиевый портсигар с царапинами и вмятинами на крышке, потемневший, с прозеленью на рифленых уголках. Бабушка Лиляна бережно, как драгоценность, положила его на журнальный столик, и рядом с роскошной, лакированной пачкой американских сигарет, небрежно брошенных Ангелом, алюминиевый портсигар показался экспонатом из древнего скифского могильника.
— А там сигарета! — заинтригованно поспешила сообщить Добрина.
— Проверим, — потер ладонями Ангел и не без труда, подцепив крышку ногтем, открыл портсигар.
Серый, уже давно потерявший свой первоначальный цвет круглячок в папиросной бумаге был плотно притянут резинкой, и, наверное, только поэтому табак не высыпался. Судя по разлохмаченному, с черной обводинкой, одному концу, сигарету уже прикуривали. И, отвечая на молчаливый, всех занявший сейчас вопрос, бабушка Лиляна вздохнула:
— Когда он уходил на задание, прикурил, а потом погасил и убрал в портсигар. Сказал, что докурит, когда вернется. Только вот не докурил…
Ловким движением Ангел вынул сигарету, щелкнул зажигалкой, но в последнюю минуту что-то его остановило — прежде чем сунуть ее в рот, он вопросительно поднял глаза на бабушку Лиляну.
— Нет-нет, — решительно возразила она. — Кури-ка лучше свои американские, а эту, если хочет, пусть попробует Алеша. У него на то полное право.
Ангел поспешно передал сигарету, и, едва коснувшись губами чуть примятого когда-то кончика, Алексей несмело потянулся к зажигалке.
Сигарета вспыхнула, тут же сгорела до половины — наверное, слишком пересохла, и, глотнув горького, потерявшего всякий табачный запах дымка, Алексей еле пересилил себя, чтобы не закашляться от засевшего в горле жгучего, соломенного кома. Слезы проступили у него на глазах.
— Как табачок? — не без ехидцы осведомился Ангел.
— Ничего, нормальный. Только слабоват уже, — стараясь выдержать твердость в голосе, ответил Алексей и повернулся к бабушке Лиляне.
В сизоватой кисее сигаретного дымка, доплывшего до ее кресла, бабушка Лиляна сидела бледная — ни кровинки в лице, и, раньше всех встревоженная этой недоброй переменой, Добрина вскочила, кинулась к ней.
— Не волнуйся, сейчас пройдет, — вяло попыталась улыбнуться бабушка Лиляна.
Она и впрямь тут же справилась с собой, выпрямилась в кресле и, нежно поглядев на Алексея, который уже успел пригасить и положить сигарету в портсигар, сказала: