Так же, как крик может вызвать снежную лавину...
Трёхчасовое молчание в актовом зале - перестройку...
В 88-м году в институт приехали американцы, и стенд, за которым они с Мигулиным прятались, убрали...
Через некоторое время Мигулин вообще ушёл из интститута в непонятном - до сих пор - направлении...
Смешно было то, что американцы оказались никакими не американцами...
Нет, ну строго говоря, они могли уже иметь американские паспорта... Но в то же время это были бывшие работники института... Уехавшие двадцать лет назад... Почему-то это хранилось до последнего момента в строжайшей тайне....
Да нет, ясно... Вряд ли работники института так старательно зачищали бы перила...
Они ведь делали это отчасти и от чистого сердца, чтобы не ударить в грязь... Чтобы показать, что и они не лыком шиты...
А какой смысл было пускать пыль в глаза своим бывшим сотрудникам....
Которые могли носить в себе занозы из тех же самых перил...
В шлифовке наждачной бумагой перил принимали участие все сотрудники института без исключения, включая и старших и ведущих...
Даже старенький профессор Залесский стоял вместе со всеми на лестничной клетке и тёр шкуркой поручни...
То есть опять-таки сражался за Родину.... Его фотография была на том стенде, который сняли со стены вестибюля...
"Неужели из всего этого перестановочного бреда, из этих коробок, щепок, из лабиринта стен, покрашенных голубой краской..." - думал Линецкий, допивая свой молочный коктейль...
В динамиках, висевших на стенах кафе, раздался скрежет, а потом Том Вэйтс... Даже не запел - просто стал проговаривать ход его - Линецкого - мыслей:
Он расплатился за коктейль, вышел на улицу и вдруг замер...
На мальчике был расшитый золотом красный кафтанчик, на голове - тюбетейка, или феска... В руке - плёточка... Сквозь его осанку, сквозь поступь его светло-серого ослика... Просвечивал другой день...
Он ехал медленно, Линецкий шёл почти вровень, немного позади и с изумлением наблюдал, как продавцы всех лотков тихонько кланяются маленькому богдыхану... Которому не было, наверно, и девяти... А может, и было - на секунду Линецкий даже было усомнился, что это ребёнок... А, скажем, не карлик... Но, обогнав ослика на два шага, глянув на личико всадника, он убедился, что это мальчик...
И он ехал дальше и дальше, этот мальчик, и лоточники продолжали ему кланяться...
Золото, которым была расшита его одежда, сверкало на солнце, а в движениях была такая уверенность, какой Линецкий давно уже не наблюдал нигде...
Людей на набережной по мере продвижения становилось всё больше, но ослика это не останавливало, он исчезал на миг - иногда вместе с мальчиком, а иногда - как будто сам по себе, потом снова появлялся...
Но потом они нырнули и не вынырнули...
Линецкий вспомнил, что в этом месте - одни из ворот парка "Литфонда", просто сейчас они заслонены людьми...
Линецкий даже думал было последовать за осликом в парк, но вспомнил, что идёт разбираться с другой галлюцинацией...
И решил придерживаться хоть какого-то порядка...
Он пошёл дальше - по променаду... Очень медленно, вокруг были люди... Линецкий вдруг наткнулся на живот великана, задрал голову и увидел своего сокурсника...
В принципе, это было неудивительно, потому что из всей группы он уже много лет встречал только Белявского... И давно уже воспринимал его как некое ходячее опровержение классической теории...
Нет, ну в самом деле: как такое могло быть, годами, или какими годами - десятилетиями, встречать из тридцати трёх человек только одного...
Линецкий когда-то пытался это объяснить огромным ростом Миши... Но понимал, что это не убедительно - улицы в Харькове редко бывали так запружены, чтобы можно было видеть только тех, кто возвышается над толпой...
Нет, тут было что-то не то...
Но что это было, ни он сам, ни Миша не в силах были объяснить, и последние годы, встречаясь на улицах, они просто улыбались друг другу - говорить уже было в общем-то не о чем, столько лет прошло и с теорией вероятности всё давно уже было ясно...
Но сейчас встреча произвела на Линецкого впечатление... Во-первых... После того, как он ночью упал с утёса... И даже не встрял ногой в дерево... Он вообще не был уверен, что вокруг - не морок...
И вот эта мысль: что Миша с такой же частотой будет встречаться и здесь...
"Сильная боль, убивающая на этом свете, продолжается и на том..."
Не то, чтобы Миша был такой уж его болью...
Хотя раньше - вспомнил Линецкий - он болел душой за Мишу... Который, кажется, до сих пор не женился... И вообще был какой-то странный...
Надо было просто видеть этого Мишу...
Это был двухметровый мехматовский мальчик с огромной головой, и в данный момент в его облике было что-то уже совсем запредельное...
Он был одет в костюм... Да-да-да: в пиджак и брюки, по такой жаре... К тому же, весьма напоминавшие школьную форму... А в руках у него был узелок цвета воздушной сини... На верёвочке...
Точно в таком мешочке Линецкий - да и Миша, наверняка - в младших классах носили в школу "сменную обувь"...
Они отошли немного от толпы - к бордюру, Линецкий предложил спуститься на пляж, но Миша покачал головой.
- Ну что ж, - сказал Линецкий, - хозяин-барин... А зачем тогда на море приехал?
- Я был на семинаре, тут рядом... Решил заехать к одной знакомой...
- Мда, - сказал Линецкий... Ему показалось, что в толпе мелькнул мальчик на ослике...
- Я вспомнил сейчас, как мы ездили в Москву, - сказал Линецкий, - на первом курсе. Ты все дни решал в уме задачку... Я даже сейчас вспомнил, какую... О сходимости ряда "икс в степени икс в степени икс...", правда?
- Ну да.
- Как будто играл сам с собой в крестики... Да, и у тебя тогда ещё вытащили кошелёк в ГУМе, помнишь?
- В ЦУМе, - сказал Миша.
- Ну и что ряд, - сказал Линецкий, - сходится?
- Смотря при каких икс.
- А если подставить себя? Мне впоследствии иногда казалось, что ты именно это и сделал...
- Я занимался потом функциональными уравнениями, так что в каком-то смысле... Там ведь аргумент сам является...
- Ты вообще вырос с тех пор, как мимимум на голову...
- В каком-то смысле, - усмехнулся Миша.
- Как степенной ряд - не знаю, но я вот на днях... разошёлся... такой вот, брат, каламбур... Да, я вообще-то к морю шёл - в нём сейчас единственное спасение... Дикая жара... Ну, не хочешь на пляж, давай тогда зайдём в это кафе.
- А что у тебя с лицом? Да и с руками?
- Да, ерунда... Свалился... Ну вот, - сказал Линецкий, когда они сели за столик, - я рад, что встретил тебя, а не... Глебова... Скажи, ты уверен, что ты... Нет, скажи, ты уверен, что ряд "икс в степени икс..."
- Уверен ли я, что я живой? - прервал его Миша. - Ты ведь это хотел спросить, да?
- Да, - сказал Линецкий, - ты что, знал Глебова?
- Вообще-то, ты нас знакомил когда-то... Мы потом с ним больше общались, чем с тобой... Но это неважно... Я спешу, - сказал Миша, - мне, правда, надо идти. Но мне кажется, я могу тебе помочь в этом разобраться. Я знаю довольно простой тест. Мне его показал... Неважно кто. Берёшь первые семь букв русского алфавита... У тебя есть бумага? Нет? Вот я тебе дам листок, - Белявский достал из узелка тетрадь, вырвал оттуда листок в клеточку...
Линецкий, затаив дыхание, смотрел, что будет дальше... Не нарисует ли он квадрат, не впишет ли слово?... Какое слово?...
Миша ничего этого не сделал, просто дал ему чистый лист...
- Ручку я не могу тебе оставить, она мне нужна, - сказал он, - попросишь у официантки...
- А я не могу при тебе сделать тест? А потом - если на листке останется место, сыграем в крестики-нолики?
- Я спешу, - повторил Миша, - а этот тест надо делать не спеша... Слушай, тебе нужно вспомнить самое лучшее, что у тебя было в жизни, и чтобы слово начиналось с этой буквы. Всё, что угодно, любое существительное, имя, название... Ты должен это последовательно сделать для каждой из первых семи букв алфавита...