- Маша, у меня жена в командировку на неделю уехала. Пойдем ко мне? – он заискивающе посмотрел в мои глаза. – Она точно-точно вернуться неожиданно не сможет. Только что мне с поезда звонила.
Эх, мужики, мужики, до чего вы же наивные! Если женщина захочет изобразить поезд, в котором не едет, то найдет любую возможность для этого. Например, моя знакомая, отправляясь в гости, всегда брала с собой кусок обоев из дома. Если ее благоверный просил перезвонить по видео, она это делала преспокойно, закрепив оный за спиной. Но я, естественно, согласилась. Тем более что с последнего моего секса прошло больше месяца и мне нестерпимо хотелось им заняться.
Квартира любовника была на пятнадцатом этаже элитной многоэтажки. Целоваться мы начали еще в лифте, но возня с замком, который вдруг заел, немного остудила огонь в крови. Наверное, это был первый звоночек, но я не придала ему значение. Поэтому, зайдя в квартиру, с любопытством начала оглядываться.
Светлый холл с ламинатом на полу и большим зеркальным шкафом-купе. Полутемный коридор, уводящий вглубь квартиры. Налево арка, ведущая в гостиную, совмещенную с кухней. Ничего особенного. Квартира любой более-менее зажиточной семьи.
В супружеские кровати я стараюсь не ложиться. И мне неприятно, да и жена не обрадуется, найдя там следы чужого пребывания. Предпочитаю диваны в гостиных и шкуры у камина. Николай же привел меня в свой кабинет, как позже и объяснил.
В отличие от холла, это помещение было темным. Казалось бы, на пятнадцатом этаже не может быть сумрачных помещений. Но оно опровергало подобные умозаключения. Эффект темноты создавала тяжелая мебель из красного дерева, большой кожаный диван и плотные шторы, прикрывавшие огромное панорамное окно, изображавшее так называемое окно французское, створки которого должны были служить дверьми в сады парижских аристократов. Здесь сада не было, была лишь лоджия, на которой стояла мягкая софа. Вот она и стала местом нашего совместного прелюбодеяния, благо на улице было лето, и если я открывала вдруг глаза, то, чуть повернув голову вбок, упиралась взглядом в бездонное небо.
В сексе Николай оказался асом. Его поцелуи буквально обжигали меня, когда он прикасался к только ему известным точкам на теле. Мужское достоинство размерами превосходило все ожидания. А плоский живот в кубиках пресса, грудь, с перекатывающимися под кожей мышцами, и внушительные бицепсы на руках ласкали женский взгляд. Я даже в какой-то миг пожалела, что такой экземпляр не может стать безоговорочно моим. Но туту же отбросила прочь неподходящую мысль.
Когда уставшие от страсти, мы сидели в кабинете за столом и пили шампанское, я обратила внимание на портреты, висевшие на стене. Обычные граждане если и вешают фото, то чаще всего на них бывают изображены члены семей, дети, внуки. У молодежи это могут быть кумиры. Так в детском доме, где я воспитывалась, мы с девчонками скотчем на стены лепили постеры из журналов, изображавших популярных поп-див или рокеров. У Николая же это были портреты Есенина, Цветаевой, Маяковского и Хэмингуэя. Еще на двух портретах были мужчина и женщина, которых я не знала. Мужчина был лыс, с небольшой бородой и в круглых очках, а женщина – миловидная блондинка со стрижкой карэ.
- Ты – литератор? – я удивлено вскинула брови, разглядывая импровизированную портретную галерею. Про то, кто кем работает, разговор у нас еще не заходил.
- Нет, программист, - широко улыбнулся он. – Эти люди привлекли меня немного иными качествами.
- Интересно какими? - не унималась я, подталкиваемая проснувшимся любопытством.
- Ты их всех знаешь? – уточнил мужчина, переводя взгляд на мое лицо.
- Нет, - отрицательно качнула головой. – Вон с тем мужчиной в верхнем ряду незнакома и блондинку не узнаю.
- Это Борис Акунин и Юлия Друнина.
- Вообще ничего не понимаю. Поэты и прозаики вперемешку. Друнина вообще женская поэтесса на мой взгляд. Что ты в ней нашел? Только не говори, что красивые глаза!- я шутливо стукнула Николая в плечо.
- О, она очень интересная женщина! Ее военные стихи, кстати, женским не назовешь. А вот уже в мирной жизни она повела себя как слабая женщина, не смогла смириться со смертью мужа и ушла за ним следом.
Я еще раз присмотрелась к лицам, знакомым со школьного кабинета литературы. Есенин и Цветаева – повесились, Хэмингуэй и Маяковский, если мне не изменяет память, застрелились.
- Самоубийцы? – с ужасом дошло до меня.
- Угу! – кивнул головой любовник, как ни в чем не бывало, жуя яблоко.