Это было так наивно и так прекрасно. Если отринуть прочие обстоятельства и проблемы, которые возникали между ней и преподавателем – это было прекрасно. Ева чаще ходила на уроки, оставалась с ним после. Подруга её бабушки вела урок технологии, и бабушка Евы просила её отпускать пораньше. Та отпускала, а Ева сразу убегала к преподователю по биологии, дышать его высоколобыми проблемами, нудятиной и односторонней влюблённостью. Говорила всем, что решают олимпиады и прочую хуйню, но это было прикрытием, она самом деле они просто сидели и тусовались. В какой-то момент она предприняла даже попытку в социализацию и контакт с одноклассниками. Препод любил аниме, одноклассники тоже. Так она за пару суток ебанула почти всего Наруто, лишь бы приняли, лишь бы понравиться. Да Лёх, по подсчетам я тоже думаю, что это невозможно, но тогда какой год то был? Их еще не так много было, но она старательно сидела и конспектировала. Все выходные потратила, дни и ночи. В понедельник стало плохо. Выбирала из серий темы для обсуждений, споров с одноклассниками и преподом. В основном с преподом. Смотрела на одноклассниц – думала, как вклиниться в подружки. А их как раз было нечетное количество, а значит есть вакантное место в дружбе. Девочки ведь по парам ходят, она так думала. Попыталась – не получилась. Но потом она все равно решила, что они тупые, и с ними не о чем общаться, лишь бы биолог был рядом. Большой, сексуальный и умный биолог!
Через время они сблизились. Он относился к ней как к увлечению, но говорил, что она новый смысл его жизни. У неё была ситуация с точностью наоборот. Шутейки шутили, слушали Rammstein. Она ему говорила, что он красивый. Даже очень красивый. А он смеялся и говорил: «Ага, красивый. Как кот Базилио». В её голове никак не уживался тот факт, что он не понимал собственного могущества и собственной красоты. В ее голове он был абсолютным альфой. Намекни он ей хоть немного, и она тут-же отдала бы ему свою девственность, прямо в кабинете на учительском столе или парте. Он даже тренировалась дома, на расческе. Надорвала себе плевру, научилась делать минет на расческе, старалась. Так и жила, дома она засовывала в себя мамину расческу с чёрной гладкой ручкой, облизывала и пихала себе в самое горло, представляя, что они в учительской после уроков, а в школе они с преподавателем рисовали плакаты, на которых ехидно улыбались новогодние снеговики на дощечках. Он ей рассказывал, какие девушки ему нравятся, а она все пыталась соответствовать им, по собственной детской наивности. Даже покрасилась в белый, лишь бы он её принял. Купила полосатую кофту и ботфорты за одиннадцать тысяч, как в столицу съездила. Она как туда приехала – сразу побежала по магазинам, искать те самые синие джинсы и пиджаки на молнии. Тут ведь тебе и выбор одежды огромный, и тени для глаз разных цветов, а не только коричневые.
Честность в общем была у него, но не там, где нужно. Честность была, а чести не было. И для неё это стало нормой, но при одном единственном условии, только если это ради него.
В какой-то момент всё стало слишком одинаково. Снова урок биологии, по проектору крутятся умные картинки, а он все подходит к последней парте и поправляет ей осанку. Стоял позади неё, а ей уже надоело наслаждаться его теплом на расстоянии двадцати сантиметров. Нужен был он весь, сразу. Ева должна была действовать.