Эйлин понятия не имела, откуда взялась эта кружка, но на протяжении нескольких лет брала только ее. Бабушка бы не одобрила. «Нельзя пить и есть из битой посуды, примета плохая», – всегда вопила она. Суеверная. Какая разница? Ведь главное – не из чего, а что ты пьешь.
Утренний кофе. Не бывает вкуса прекраснее. Особенно когда он не из местной забегаловки, а домашний, перемолотый, с добавлением молока, корицы и шоколада. Родители никогда не понимали Эйлин, ведь если молоко, то безлактозное, если сахар, то тростниковый, – и вообще куда полезнее зеленый чай. Но с чаем ты не почувствуешь этой атмосферы, этого наслаждения.
Три. Два. Один. Первый луч рассветного солнца ослепил Эйлин, и в этот же момент она сделала первый глоток. От потрясающего чувства ей захотелось подскочить на месте и под музыку 80-х поднять кулак к небу, как Джадд Нельсон в кинофильме «Клуб “Завтрак”», который мама включала ей в детстве.
– Эйлин! – На террасе показалась сонная мордочка сестры.
Отношения с сестрой Эйлин могла бы назвать сложными. Хоть той и было всего шесть лет, она впитывала внешний мир как губка. После рождения Эйлин родители десять лет не могли завести детей. А когда наконец у них получилось и на свет появился маленький чертенок с каштановыми волосами и зелеными глазами, они были счастливы.
Отец вечно утопал в работе, а мать старалась подарить любовь обеим дочерям, но получалось у нее скверно. Младшая всегда чувствовала особое отношение к себе. «Моя маленькая принцесса» – так говорила мама. Вот только Эйлин принимали за придворного шута и никогда не воспринимали всерьез, не покупали сладости, не водили в кино, а однажды даже забыли забрать из библиотеки, и она проторчала несколько часов на холоде в ожидании спасения. Эйлин после этого заболела и неделю пролежала в постели, мать часто извинялась, но значили ли ее слова хоть что-то?
– Таша, ты чего встала в такую рань?
Вообще впервые кто-то из семейства поднялся в такое время.
– Я хочу есть, насыпь мне хлопья, – приказным, но сонным тоном сказала сестра.
«Вся в мать, только маленькая и без морщин».
– Тебе нельзя хлопья, сначала нужно принять витамины.
– Не хочу витамины, у них запах тухлых носков! – Сестра сморщила носик, отчего в утреннем свете стала похожа на муравьеда.
– Значит, и хлопья ты не хочешь.
– Ты ужасна, я все расскажу маме! – завизжала сестра.
Как бы Эйлин хотела дать ей эти хлопья. Пусть Ташу раздует, как воздушный шарик, а потом она пролежит в больнице несколько недель. Тогда Эйлин сможет спокойно наслаждаться рассветом, кофе и, может быть, вниманием родителей.
Нет, нельзя такое думать о сестре. Эйлин тряхнула головой, отгоняя мысли.
– Либо витамины, либо возвращайся в постель! – жестче сказала Эйлин. Без матери сестра чувствовала себя слабее и мало возражала.
– Ненавижу тебя! – Сестра завизжала как поросенок и пнула ногой столик. Чашка полетела на пол.
Весь мир остановился на это мгновение. С замиранием сердца Эйлин смотрела на это свободное падение. Бам – и любимая чашка лежит на полу в брызгах кофе. Это было похоже на странное место преступления. У Эйлин заслезились глаза, но она старалась держать себя в руках. Таша понимала, что поступила плохо, но, ехидно улыбнувшись, развернулась на пятках и проследовала в свою комнату.
Эйлин продолжала стоять, рассветное солнце уже полностью освещало и ее дом, и разбитую чашку. Это утро было особенным, ведь пострадала не только чашка. Сознание Эйлин перевернулось, и она поняла: нужно что-то менять.
Даже в своей комнате Эйлин не чувствовала себя в безопасности, воздух казался тяжелым. Это утро выглядело таким прекрасным, таким волшебным. Но Эйлин, как и всегда, чувствовала себя одиноко.
«Зачем Таша проснулась, почему именно сегодня ей захотелось этих тупых хлопьев?»
Глупые мишки в карамели, Эйлин ненавидела эти хлопья, возможно, потому что их любила Таша, а может, потому что в свое время ей не покупали сладости. Миновав путь к окну, она остановилась и, ахнув, уставилась на подоконник.
За стеклом сидела птичка красивого белого цвета. Она выглядела как маленькое облачко. Эйлин видела похожую в книге – кажется, разновидность японских синиц, – но она жила далеко не в Японии.