Интересно, а вот ежели эта фазенда была бы важная — это пришлось бы тут прямо с ней разбираться?
Следующее утро принесло несколько сюрпризов, и не все оказались приятными. Например, выяснилось, что солома — неважная замена туалетной бумаге, а на улице за домом температура заметно ниже нуля. Дима — он встал раньше меня — ругался с соседкой, точнее, было слышно что соседка ругала за что-то моего гостеприимного хозяина, но за что — я не расслышал. Однако показалось, что и ругань эта как-то связана со мной. Похоже, не очень тут чужих любят…
Но вот каша за ночь в печи разварилась отлично, и ее на этот раз было много, по крайней мере я почувствовал себя наевшимся задолго до того, как закончилась вторая миска.
— Вот и хорошо, — ставя чугунок, в который он сгреб кашу из оставшихся трех мисок, в нишу в стенке печки, сказал Дмитрий. — Вечером еще поедим, много каши принесли, но до завтра навряд ли достоит она в тепле-то. Я тебя вот что спросить хочу — а деньги-то у тебя есть?
— Знаешь Дим, с деньгами-то у меня никак. То есть нету денег сейчас. Были — а куда делись — не знаю.
— Ты не подумай чего — он как-то вдруг опять засмущался, — я скрасть их и не собираюсь вовсе, только вот тебе ехать куда надо, а без денег-то как? До города я тебя, скажем, довезу — но в городе без денег никуда.
Денег у меня не было совсем, даже из двадцать первого века: в экспедиции ими распоряжался Василич и я свои карманные финансы просто клал в бардачок. Так что за завтраком, продлившимся довольно долго, мы обсудили перспективы поправки финансового положения. Заодно я выяснил и некоторые особенности современной крестьянской жизни. И — по ходу разговора — слегка себя "залегендировал".
— Я вот что думаю, никого в степи не было. Федулкин может твою одёжу забрал, только это вряд ли: я его все время видел, не останавливался он возле твоего места. Да и сам ты навряд ли так раздетым в степь ушел, не иначе злыдни какие тебя опоили и ограбили да в степи помирать и бросили, вот и болит у тебя все: били сильно. А одёжа твоя сильно дорогая была? Поди магазинная?
— Магазинная…
— Тогда не иначе мы их и спугнули, не успели тебя навовсе раздеть. А то и молнии испужались, хотя навряд ли, молнию-то Федулкин видал. Его поспрошать надо, может он и татей тоже видал. Но скорее увидели, как мы едем и убежали.
— Это точно, выходит дважды ты меня спас — мне идея с ограблением понравилась, поскольку объясняла и отсутствие денег с документами и мое неожиданное появление в голой степи в десяти верстах от ближайшего села одетым явно не по сезону.
— А ты каких будешь?
— Что значит — каких?
— Говоришь ты чудно. По-русски, не как немцы какие там, а чудно. Ты не русский что ли?
— Ну да… то есть нет. Я на самом деле русский, просто родители в другую страну уехали когда меня еще не было. Я и родился совсем в другой стране, а в Россию попал как один остался. Тут родня-то какая-нибудь, да найдется. А не найдется — так на родной земле всяко лучше чем в иноземщине.
— Ну, а что же тебя в степь-то понесло?
— Не помню. Как на пароходе плыл, помню, как какой-то помещик уговаривал меня ему в имении машины наладить — помню. Денег-то у меня русских и вовсе не было, так что решил подзаработать по дороге. А то ведь родню найти — это сколько же денег-то нужно! А что потом было — нет, не помню.
— Ну и ладно, потом вспомнишь. А без денег — беда… небось твой помещик этот тебя и обобрал. Так верно он и не помещик был, а разбойник какой. А давай ножик твой трактирщику заложим? Хороший ножик, трактирщик рубля три даст, кабы не пять. Купим пшена мешок, или даже два, а потом деньги будут — выкупишь ножик. Трактирщик у нас свой, не зажилит.
— Наверное так и сделаем — ладно, фиг с ним, с ножиком, у меня и мультитул есть. — А ты вот расскажи, как тут люди живут, чем деньги зарабатывают?
Разговор мы продолжили во дворе: Дима что-то вырубал потихоньку из палок, я же просто сидел на каком-то обрубке бревна, прикрытым для мягкости сложенной овечьей шкурой, и вырезал себе деревянную ложку — Дима намекнул, что он бы и сам мне ее сделал, да времени нет. Все-таки похоже ничего серьезного я себе не отбил — задница еще болела, но уже гораздо меньше. Сидеть уже можно, вот ходить пока еще больно. Так что руки у нас были заняты, а языки — свободны, и мы активно ими пользовались. Правда я все больше слушал, лишь иногда задавая все новые вопросы.
И я узнал, что Ерзовка того (или нынешнего) времени была селом довольно зажиточным. И — очень большим, дворов поболее полутысячи, одно слово — волостной центр. Народ в основном занимался садоводством и огородничеством, хлеб, конечно, тоже сеяли, но не сказать чтобы много — степь "выпахали" и изгадили еще деды нынешних селян и чуть не три четверти земель вокруг были к пахоте практически непригодны. Однако почти каждая семья занималась еще и извозом — благо спрос на эту услугу на Астраханском тракте был высок круглый год, да зимой можно было вполне прилично заработать на заводах в Царицыне — но это если повезет работу найти. В общем, народ, по Диминым словам, не бедствовал.