Как там говорится: с приехалом!
На мое счастье в конкурсе на конструкцию распылителя участник был не один, а целых трое. Еще один участник был "коллективный": Камилла и Юрой придумали, как цеплять к трактору трехтонную бочку на колесиках и запитывать именно распылитель от вала отбора мощности трактора. Камиллина тут была идея (поскольку она и придумала растворять ДДТ в солярке), а техническое воплощение (включая относительно гибкий вал отбора мощности) было за Юрой. Причем воплотить Луховицкий успел почти сотню установок.
А последним участником забега стал, как ни странно, Африканыч. Недоинженер Иванов тоже придумал, как разбавлять ДДТ. Вот только использовал он не солярку (которой было, в общем-то, ограничено), а каолиновую пудру (которой было сколько угодно). А для распыления полученной именно пыли он, не мудрствуя лукаво, предложил использовать снежные пушки, поставив "на выхлопе" дозатор. Пушка, "отвязанная" от шлангов с водой, оказалась очень эффективным решением: столб поднимаемой ею пыли разлетался при небольшом ветерке на пару километров, а трактор спокойно тащил ее со скоростью километров десять в час.
Так что с саранчой "своими средствами" побороться удалось довольно успешно. Когда в конце апреля поползли первые, еще мелкие и черные, насекомые, пушки весьма существенно подсократили их количество. После второй линьки в середине мая, когда саранча уже сбилась в стаи и волнами поперла через степь, подключились и распылители жидкой отравы. Да и мой труд все же даром не пропал. После третьей линьки саранчи самолет днями напролет патрулировал степь в поисках новых стай – куда немедленно отправлялись "установки быстрого реагирования": распылители "порошка", смонтированные на четырехтонных автомобильных шасси – мои "артиллеристы" для проведения армейских испытаний успели изготовить десяток таких машин, да и я – имея в виду попробовать запустить в серию самосвалы – поручил опытному производству изготовить две дюжины шасси (благо, мотор был сразу же поставлен в серийное производство). А пилотом самолета был в основном поручик Свешников из Бобруйского резервного батальона: лично я с трудом заставил себя пару раз "вывезти" поручика в небо, а дальше он уж как-то сам разобрался. Мотор за две недели Забелин менял два раза, но не из-за поломок, а просто для проверки износа – после чего Костя гарантировал сто часов его бесперебойной работы.
Конечно, всю саранчу извести не удалось. Но результат все равно был просто потрясающий: на Саратовскую губернию в июне было зафиксировано только три нападения сколь-нибудь внушительных стай – да и то одну их них мы успели накрыть с грузовиков. В области Войска Донского – куда прилетали стаи с Маныча – саранча сократила урожаи на четверть, однако севернее этой напасти зафиксировано не было вообще.
И нельзя не признать, что огромную помощь в борьбе с насекомым оказал Александр Платонович Энгельгардт: благодаря в самой значительной степени именно его усилиям мы смогли вовремя получить такой "пустячок", как двенадцать тысяч тонн каолина. Причем не только получить, но и вовремя доставить его после смешивания с ДДТ до распылителей: губернатор своей волей мобилизовал четыре тысячи лошадок с телегами. Ну и с мужиками, конечно. Как он договаривался с железной дорогой, для меня так и осталось загадкой, но пригнать за месяц тридцать эшелонов с глиной сверх всяких расписаний и графиков – для этого нужна была железная воля.
В конце июля, когда стало окончательно ясно, что саранча больше не полезет, Александр Платонович совершил еще один, я считаю, гражданский подвиг: он поехал с докладом о ситуации в Петербург к императору. То есть в самом докладе или тем более поездке ничего особо героического не было. И вообще, как оказалось, крестьяне даже дохлую саранчу собирали, на корм себе и скоту. С, как оказалось в этом году, трагическими последствиями – не помогли даже постоянные разъяснения того, что нынешняя саранча отравлена. Но там, докладывая Николаю, он сообщил, что его роль в победе над саранчой столь мизерна, что особого внимания и не заслуживает. А вот чья роль действительно существенна…
Этот, чем-то похожий на Чехова, пятидесятивосьмилетний мужчина в мундире гофмейстера, после возвращения из Столицы не погнушался приехать ко мне:
– Я уж и не знаю, Александр Владимирович, особая ли милость к вам у императора, или же наоборот, немилость какая. Камилле Георгиевне он, сверх моего прошения, не только дворянство потомственное дать повелел, но и жаловал титул баронессы. Ну а, вы уж извините, вам, сказал, и того что есть, видать достаточно. А недостаточно – так, сказал, вы к нему сами приезжайте и испрашивайте…
Разговор наш происходил в так называемом "президентском" номере заводской гостиницы: губернатор, хотя обычаем было заведено останавливаться у местного предводителя дворянства или же у городского головы, правилами пренебрег и остановился у меня. Ну не на квартире же, а "президентский" номер был, по сути, такой же восьмикомнатной квартирой – и удобствами превосходил, конечно же, все, что ему могли обеспечить в городе. Вдобавок, и визит этот был неофициальный…
Очень неофициальный. Александр Платонович был, кроме как губернатором, еще и писателем, и ученым – и сейчас он составлял справочник по сельскому хозяйству.
– Вы, Александр Владимирович, просто перевернули мои представления о правильном ведении хозяйства. Говорят, вы и в прошлом году получили весьма изрядные урожаи, а в этом, тоже не самом лучшем, ваши поля просто поражают воображение. Вам непременно нужно написать руководство по сельскому хозяйству! Я, конечно, с вашего позволения, мои наблюдения изложу, и если вы не против, попрошу их посмотреть и исправить, если что-то будет неверно. Но почему, скажите на милость, вы продаете ваши трактора французам и немцам, а не русским хозяйственникам?
– Так не покупают русские-то. Дорого им. Дешевле на мужика с сохой посильнее надавить. Да и если бы покупали… Вы знаете, Александр Платонович, не окупится у наших, как вы говорите, хозяйственников, трактор. Чтобы трактором пользоваться успешно, нужно и все прочие орудия труда новые закупить. А потом – что гораздо сложнее – научить крестьян со всем этим обращаться.
– Но у вас-то все получается, и к выгоде немалой…
– Нет. Прока еще – нет, не получается к выгоде. Вот Сергей Игнатьевич, финансовый контролер мой, все давно подсчитал, так по его подсчетам выгода получаться будет лет так через десять.
– А французы, немцы – они что, считать не умеют?
– Умеют. Но французского крестьянина грамоте учить не надо, он инструкцию прочитает – и уже трактором сам управлять готов. А сломается трактор – так он его везет к французскому механику, который тоже грамотен, и по инструкции его починит. У меня же приходится держать отдельный трактороремонтный завод, я уже не говорю, что крестьян учить до того момента, когда они не просто прочитать, но и понять инструкцию смогут, нужно будет еще лет десять. Вы же небось справлялись, знаете, что у меня тракторами управляют в основном дети. А для этого мне приходится для себя – то есть для России – трактора строит впятеро более дорогие, нежели те, что я за границу продаю. Два года назад решил я, что и на дешевых тракторах землю вспахать можно будет – так из сотни тракторов за неделю семьдесят мужики сломали! И ведь не крестьян я на них сажал, а рабочих, которые эти трактора на заводе и делали. Которые знали, как этот трактор сделан и где у него какой механизм! Да вы ешьте, ешьте пирожки. Таких вы точно нигде больше не найдете: в Царицыне ко мне в гости на Дарьины пирожки придти за счастье считается.
– Спасибо, я попробовал… но вы уж не обессудьте, в питании я нынче очень ограничен. Чуть не то съем – сразу как ножом в живот тыкают. Но что же тогда нам делать, чтобы сельское хозяйство-то поднять, у вас есть общие соображения?
– Общие – есть… – я увидел, как губернатор старается скрыть гримасу боли, и поднялся: – Вы меня подождите минут пять, Александр Платонович, я сейчас же вернусь…
Среди прочих лекарств в аптечке у меня лежала бутылочка Альмагеля – единственного не просроченного лекарства. То есть теперь-то оно может уже и просрочено, но портиться там точно нечему было. Так что я бегом добрался до своей квартиры, взял пузырек и так же бегом вернулся обратно. Энгельгардт вел светскую беседу с ошарашенной царской милостью баронессой Синицыной, и Камилла ему втирала мои "страшилки" о вреде ядохимикатов: