В жарком летнем мареве, поднимавшемся над полем, далеко на окраине нивы замерла чья-то темная фигура. На таком расстоянии трудно было сказать, стояла ли она на месте или же двигалась в какую-то сторону, но одно уже появление кого-то чужого на поле обеспокоило Егора. Он принялся копать в несколько раз усерднее, надеясь успеть незамеченным выбраться из пшеницы с уловом в руках.
Лопата звонко ударила по металлической поверхности. Ржавая банка из-под кофе показалась на дне выкопанной ямы, и парень, едва сдерживая волнительную дрожь в руках, пальцами стал разгребать черную землю вокруг клада. Едва жестянка оказалась у него, Егор сразу же опасливо посмотрел в ту сторону, где раньше заметил неясный силуэт.
Фигура приблизилась. Теперь она стала гораздо больше, и явно можно было различить, что это оказалась какая-то худая старуха, волоком тащившая за собой объемный мешок. Ступала она медленно и совершенно бесшумно, пробираясь сквозь пшеничное поле как раз к старой яблоне, где испуганно замер Егор, сжимавший в руках драгоценную находку.
"Кто бы это ни был, но деньги теперь мои!" - злорадно подумал юноша и открыл искореженную коррозией банку из-под кофе.
Внутри тугим рулончиком были свернуты купюры, и парень сразу же сунул их себе за пазуху. А банку бросил в разрытую яму и ладонями принялся обратно засыпать землю. Пот лился ему на глаза, и он каждые несколько секунд раздраженно вытирал испачканным запястьем лоб, оставляя на нем грязные разводы.
В спешке бросив взгляд в сторону фигуры старухи, Егор неожиданно замер на месте, не в силах пошевелиться.
Она подошла к нему уже достаточно близко, чтобы парень мог хорошо рассмотреть, кто же это был. Но тем страшнее и чудовищнее показался юноше облик надвигавшейся женщины.
Она ступала медленно, с усилием волоча за собой тяжелый мешок. И чем ближе подходила старуха к яблоне, тем выше и жутче становилась ее фигура. И вот уже не человек, но нечто необъяснимое надвигалось на Егора, с побелевшим лицом сидевшего на земле. В несколько раз превышая ростом любого из самых высоких людей в округе, худая и бледная старуха в истлевшей белой одежде, едва прикрывавшей ее безобразное тело, двигалась вперед и смотрела прямо на то место, где в пшенице спрятался вор, пришедший в ее владения. С головы вместо волос до самый плеч у нее спадала жухлая черная трава, облепившая неестественно прозрачную кожу, а обвисшие высохшие груди, покрытые островками жестких черных волос, почти щетины, оттянулись до самого живота. В одной руке этот призрак, будто явившийся из самых отвратительных кошмаров, сжимал горловину мешка, в другой же нес крупный остро наточенный серп, поблескивавший лезвием в солнечных лучах.
Егор не чувствовал собственных ног от страха, обуявшего его. Он почему-то знал, что старуха шла именно по его душу, что она была в курсе денег, припрятанных за пазухой, и ничего хорошего парню не желала.
- Я поделюсь с тобой! - вскочив на ноги, закричал Егор, хоть его горло и сжимала волна удушливого ужаса.
Старуха даже не вздрогнула. Так и продолжила медленно и неизбежно ступать вперед, не сводя темный взгляд с лица юноши.
- Отдам половину прямо сейчас!
И вновь ни ответа, ни даже звука. А к тому моменту расстояние между Егором и пугающей фигурой сократилось до нескольких метров, и какое-то безумное желание жить внезапно всколыхнулось в душе парня. Он развернулся и побежал. Бросился в гущу пшеницы со всех ног, в ужасе распахнув рот и вытаращив глаза, не в силах даже нормально вздохнуть или закричать.
Холодные и цепкие пальцы схватили его за волосы так жестко и внезапно, что Егор споткнулся и почти упал, если бы жуткая старуха не держала его голову своей неестественно длинной рукой. Призрак был теперь так близко, что парень чувствовал удушливый запах гнили, витавший в воздухе. Высокая фигура нависала над юношей скрюченным деревом с узловатыми вытянутыми конечностями.
Егор резко дернулся вперед, оттолкнув руку старухи. Ее кожа, гладкая и скользкая, как у рыбы, на секунду обожгла парня холодом. В пальцах у фигуры остался клок русых волос, но Егора это не волновало. Он, обезумев от ужаса, пытался спастись, бросившись вглубь пшеничного поля.
Но колосья цеплялись за его ноги, оплетали их крепкой паутиной стеблей, не позволяя сделать ни шага. И юноша падал на землю раз за разом, разрывая траву, чтобы через мгновение она вновь облепила его плотным коконом.
Когда жесткая костлявая рука легла ему на голову, Егор закричал от безысходности, в отчаянии осознав, что больше вырваться и убежать у него уже не получится.
Старуха крепко схватила парня на волосы, поднимая на ноги и склоняя к нему свое бледное лицо, поперек которого змеился кровавый рубец рта. Она распахнула губы, блеснув крупными железными зубами в лучах солнца, и длинный красный язык, покрытый смердящей черной слюной, выпал у нее изо рта, изогнувшись червем.
Лезвие серпа молнией скользнуло к горлу Егора, впившись в плоть и отделяя голову от шеи. Безжизненное тело кулем повалилось на землю, кровь толчками выходила из него, впитываясь в черную почву, увлажняя ее. Старуха сунула голову в свой объемный мешок, где лежали сгнившие черепа поджигателей и воров, осмелившихся прийти на земли серповницы. Она медленно развернулась и двинулась туда, откуда появилась. Фигура ее становилась все бледнее и прозрачнее, пока полностью не превратилась в высокий черный вихрь воздуха, пролетевший над золотистыми волнами пшеницы. Через несколько минут не стало и его, поток растворился в жарком мареве. Жирная черная почва забрала обескровленное тело Егора. А налитые колосья, клонившиеся к земле под своей тяжестью, укрыли притоптанное место, обагренное свежей кровью, навсегда утаив его от чужих глаз.