Размышляя об этом ночью перед костром, Юра неожиданно получил откровение: скоро возникнет всеобщий культ неограниченной Власти. Фетисову сразу захотелось стать если не основателем, то хотя бы предвозвестником новой религии. Однако каким образом взяться за столь трудную задачу? Ответ нашелся, когда колдун узнал о возникшем в России движении тотемизма.
Создай свой тотем - воплощение Силы, или Власти, подсказал отец на оккультном сеансе.
Но чтобы сделать это и завоевать благоволение Власти, были необходимы пророчицы, и тогда они от служанок колдунов поднималась до уровня прислужниц князю Силы, что требовало полного отречения от собственной личности. Зашивание век придумал не Фетисов, колдун лишь решил применить этот ритуал к людям, которых он привлекал для служения Власти. А почему бы и нет, используют же некоторые религиозные деятели смертников, добровольно жертвующих себя ради идеи! По крайней мере, Фетисов не заставлял тех, кого он привлекал к совершению обрядов, убивать себя, или других людей!
Но главное деяние, необходимое, чтобы выслужится перед Силой, определялось Фетисовым, как возведение поражающего воображение храма, видимо, последней религии человечества. У него сложились для этого все условия: парк отдыха с позволяющей воплотить любую фантазию территорией, и финансовые инструменты. А из-за близости Москвы и завязавшихся еще во время учебы знакомств, поддержка самых высокопоставленных покровителей.
Благодаря такому строительству Фетисов лелеял надежду, что его старания не пройдут незамеченными. Власть поднимет его и созданный им тотем на такую государственную и историческую высоту, о которой отец, простой деревенский шаман, и мечтать не мог.
Однако перед создателями любого храма всегда стоит вопрос: как будет проходить служение в нем? Он не станет святилищем, останется простым зданием, если в нем не будет наполненной сакральным смыслом мистерии. А где ее взять Фетисову? Собрать магический кружок, и в лучших шаманских традициях выйти в астрал? Затем, после изматывающих потусторонних скитаний, упасть ниц, пуская пену? А, придя в сознание, сообщить нечто 'архиважное' сообществу тотема? Вероятно, подобное возможно. Но вряд ли привлекательно для широких масс, развращенных зрелищами. Что же делать? Решение напросилось такое: человек самостоятельно будет совершать в храме обряды, какие захочет! Ведь сегодня каждый считает себя богом, ровней князю Власти, который вдохновляет темные таинства.
Ну и, конечно же, следует упомянуть такой немаловажный вопрос, как прибыль от храма. Ведь он должен превосходить все имеющиеся культовые сооружения по уровню комфорта. В нем соберутся существа высшего порядка! Фетисов не сомневался, что денег на себя, они жалеть не будут. Этому должно было способствовать и то, что по уровню магии и гостевому сервису фантастический Куб опережал не только подмосковные, но и столичные стандарты.
Вот почему, когда Юрий Афанасьевич говорил, что сообщения об окончании его стройки с нетерпением ждут в наполнившейся слухами России, он ничуть не преувеличивал.
ГЛАВА ДЕВЯТАЯ
Ранним утром Павлов из окна своего лимузина рассматривал стоящий на обочине дороги тотем жены. Она утерла мужу нос, было сразу заметно, что Павловский столб по пророчествам Татьяны выглядит простецким, а вместе с ним, и сам мэр. Но расстраивала мысль не о том, что у Зинаиды Петровны вышло лучше. Мэра обеспокоило, что с сегодняшнего дня его разлад с женой станет всем очевиден. Градоначальник обескуражено поцокал языком и приказал водителю продолжить путь на работу.
В здании администрации он привычно поискал глазами, на ком бы сорваться. Сотрудники попадались, и Павлов уже выбрал страдальцев, однако их взгляды смутили мэра. Для слухов о перипетиях в его личной жизни было рано, следовательно, случилось еще что-то, о чем он пока не знал, но что влияло на общественную атмосферу в мэрии.
Павлов отложил разнос подчиненных и поспешил в надежде, что секретарша ему все расскажет. Но войдя в приемную, он понял, насколько далеко зашла Зинаида, и почему волнения в аппарате. Не согласовав с мужем, жена забрала Кузнецову и на ее место посадила высохшую женщину, с неприятным, поверх оправы еще 'совковых' очков, взглядом. Павлов скрипнул зубами. Как убедить жену, что нельзя выносить сор из избы, иначе весь их бизнес рухнет?
Недовольный мэр плюхнулся в свое кресло, намереваясь, несмотря ни на что, настроится на рабочий лад, однако получил еще удар. Кто-то на его рабочем мониторе открыл статью Маргариты Тихой с фотографией убитого егеря. Павлов предположил, что читать будет тяжело, но не сдержался, и глаза сами заскользили по строчкам. Журналистка ничего существенного не написала, эти эпизоды уже публиковались в прессе. Однако она столько энергии вложила в свои высказывания, что казалось, будто события произошли недавно, и преступлением срочно должны заняться соответствующие органы.
Павлов настолько погрузился в тревожные мысли, что не сразу понял, о чем спрашивает вошедший в кабинет водитель. Оказалось, он интересуется, поедет ли мэр на молебен. Павлов по пути на работу не мог определиться. Сперва считал необходимым, затем испытывал приступы хандры. Теперь же, чтобы продемонстрировать волевой характер, решил появиться на людях.