Он в деталях изучил бизнес отца, помогая реставраторам устранять отметины, оставленные на картинах войной. Отпечатки сапог, глубокие царапины, аккуратные дырки от пуль и рваные края холстов, после того, как бесценные картины вырезали из рам армейскими ножами. Безмолвные свидетельства войны, которой он не видел в лицо.
Но затем начались бомбардировки союзной авиации, и война стала ближе. Отто перебрался в подвал – с семьей, картинами и оборудованием. Мастерские были заполнены рамами и холстами под потолок, семья спала в крохотной комнате на койках. Перекрытия гудели и дрожали, когда начиналась бомбежка, но работа не останавливалась.
Клиенты галереи с каждой неделей становились все более нервными, пытаясь создать финансовую основу для бегства, обеспечить новые документы или хотя бы просто выжить. Картины, столовое серебро и деньги рекой текли в галерею Бека в течение зимы 1944/45 годов.
«Война совсем рядом. Наш дом пахнет масляными красками, стряпней матери и страхом», – написал Генрих Бек в дневнике.
Как-то ночью весной 1945 года Генрих, оторвав взгляд от мольберта, увидел стоящего в полумраке человека. И сразу его узнал.
– Вальтер!
Пришел Отто, из другой комнаты, где он работал с бухгалтерскими ведомостями. Последний раз они видели Вальтера еще в начале войны, в 1941 году, когда нацистское командование только собиралось открыть Восточный фронт. Тогда он был в черной форме СС. Сейчас же он был в гражданском.
Исхудавший, с жестким лицом, пахнущий табаком и алкоголем.
– Вальтер? – обратился к сыну Отто. – Ты в порядке?
– У меня есть вещи, которые вы сохраните для меня.
– Куда ты собрался? – спросил сына Отто Бек.
Вальтер ничего не ответил, шагнув в сторону. Вошли двое мужчин с ящиком в руках.
– Я тебе вопрос задал, Вальтер, – раздраженно сказал Отто. Отто был хозяином в доме, а Вальтер – его сыном, эсэсовец он там или кто. – Куда ты…
Вальтер закатил отцу пощечину, такую, что тот упал.
– Козел! – рявкнул он. – Сделай так, чтобы этот ящик хранился в безопасном месте. Ты понял?
Отто был настолько ошеломлен, что не ответил.
– Да, я тебя слышал, – тихо ответил Генрих вместо отца. – Мы о нем позаботимся. Я обещаю.
Вальтер развернулся и пошел вверх по лестнице. Осмелев немного, Генрих пошел следом.
– Вальтер, погоди! Ты теперь генерал? Что ты делал на войне? Тебя не ранили? Насколько близко русские? Ты не голоден?
Вальтер Бек ушел в ночь, сев на заднее сиденье ждавшей его машины. Машина быстро уехала, и следующий вопрос так и не сорвался с губ Генриха.
У Отто Бека текла по губе кровь и появился синяк на скуле. Генрих помог ему сесть в кресло, побежал за водой и салфеткой. Отто махнул рукой, глядя на опустевшую лестницу и думая о жене, которая спала.
– Не говори ей, что он здесь был, – попросил он. Отто Бек более не сказал о Вальтере ни слова всю свою оставшуюся жизнь.
Ящик спрятали в погребе еще ниже подвала, там, где Отто хранил самые ценные картины. Стены погреба были обиты железом и герметизированы, чтобы избежать сырости. Картины оставались там и после войны, долгое время, уже после того, как русские пришли сюда в поисках Вальтера. Возмездие русских бывшим эсэсовцам было жесточайшим, особенно для таких, как Вальтер Бек, «прославившихся» на Восточном фронте.
Настал день, когда русские солдаты вломились в дом. Отто едва успел втолкнуть сына на лестницу в подвал и закрыть люк. Русские избили Отто до смерти и застрелили его жену. Разнесли на куски галерею, но были слишком пьяны и ничего не соображали, так что не нашли люка в подвал, где, дрожа, прятался Генрих наедине с сокровищами. Три месяца они мочились на бесценные полотна и пили водку, а Генрих прятался у них под ногами, выживая на джемах, черством хлебе и воде из бочки, пахшей соляркой, слушая, как русские играют на балалайке. Вылезал наверх он лишь тогда, когда они спали или уходили в патруль.
– Боже мой, – сказал Джо Кули. – Как же парень смог пережить такое?
– Ему повезло больше, чем многим, – сказал Макс. – Он остался в живых.
Когда русские ушли, Генрих снова занялся отцовским бизнесом, приспосабливаясь к новым реалиям жизни в Восточном Берлине. Шли годы, Генрих ничего не слышал про Вальтера и решил, что брат либо мертв, либо в плену в Советском Союзе, что означало почти то же самое. Но однажды в галерею пришел человек с письмом от Вальтера, в котором тот сказал, что Генрих должен отдать ящик посланцу.