Элоиза поежилась. Ей не очень нравились люди, по глазам которых трудно было догадаться, что у них на уме.
— Вы, кажется, сказали, что провели в пути всю ночь? — спросил он.
— Да.
— Вы, должно быть, устали?
— Честно говоря, очень.
Филипп поднялся, галантно указывая на дверь:
— Может быть, вы желаете поспать прямо сейчас? В таком случае не смею вам мешать.
Элоизе хотелось спать, но чувство голода было сильнее.
— С удовольствием, — кивнула она, — но, если не возражаете, я все-таки сначала поем.
Филипп снова направился к своему маленькому креслу и уже согнулся было в три погибели, чтобы сесть в него, но в последний момент все-таки пробормотал:
— Извините! — и сел в другое, больших размеров. Элоиза ободряюще кивнула ему, словно говоря: “Не стесняйтесь!”
Филипп в который раз откашлялся.
— Хорошо доехали? — спросил он.
— Спасибо, неплохо, — откликнулась Элоиза, мысленно поставив один плюс Филиппу за то, что он хоть как-то пытается поддержать разговор. Поскольку теперь от нее требовалась какая-нибудь реплика, Элоиза проговорила:
— У вас очень милый дом, сэр Филипп!
Тот удивленно поднял бровь, очевидно, не поверив ее льстивым словам.
— И поместье очень живописное, — продолжала Элоиза. “Может быть, он просто не замечает, что мебель в доме уже следует поменять? Мужчины, как правило, не обращают внимания на подобные вещи…”
— Стараюсь, — произнес он. — Я все-таки ботаник, так что за растениями, по крайней мере, слежу… Рад, если вы оценили результаты моего скромного труда.
— Вы, должно быть, собирались и сегодня работать в саду? — спросила она, окинув взглядом его костюм.
— Да.
— Простите, если нарушила ваши планы.
— Ничего страшного, уверяю вас.
— Но вы, должно быть…
— Не надо извиняться, — перебил ее Филипп. — Все в полном порядке, ей-богу же! Я рад, что вы приехали, мисс Бриджертон.
Снова повисла долгая, напряженная тишина. Элоиза невольно поглядывала на дверь, ожидая, словно спасения, когда же появится Ганнинг с чаем.
Устав сидеть в напряжении, она откинулась на спинку дивана, положив поверх нее руку. Мать ее наверняка нашла бы такую позу вульгарной, но Элоизе и хотелось сделать что-нибудь как бы назло матери, раз уж она вырвалась из-под ее всевидящего ока. Покосившись на сэра Филиппа, Элоиза не без удовлетворения отметила, что он тоже смотрит на нее. Заметив это, Филипп смутился и перевел взгляд на ее руку.
Элоиза тут же поменяла позу на более приличную.
Она пристально смотрела на Филиппа, ожидая, когда же тот хоть что-нибудь скажет.
Филипп молчал.
Элоиза чувствовала, что тишина становится для нее невыносимой. Больше всего ее угнетало, когда люди молчат — Элоизе казалось, что это ненормально.
— Сэр Филипп, я… — начала она, еще не зная, что собирается сказать.
Но заканчивать фразу ей не пришлось. Откуда-то сверху вдруг раздался душераздирающий крик. Элоиза в панике вскочила на ноги.
— Господи, что это?! — вырвалось у нее.
— Ничего страшного, — вздохнув, произнес хозяин дома. — Мои дети.
— У вас есть дети? — удивилась она.
— А что, — усмехнулся Филипп, — это что-то меняет? — Слова его прозвучали недвусмысленно резко.
— Ни в коем случае! — поспешила заверить его Элоиза. — Я люблю детей, у меня у самой бесчисленное множество племянников и племянниц, и, смею вас заверить, все они, в свою очередь, без ума от меня. Тем не менее, сэр, — прищурилась она, — вам следовало бы упомянуть об этом в своих письмах.
— Неужели я не упоминал? — удивился теперь уже он. — Вы, должно быть, просто пропустили это, мисс!
Элоиза резко, даже, пожалуй, немного с вызовом, вскинула подбородок:
— Уверяю вас, сэр, этого бы я не пропустила!
Филипп в ответ лишь молча пожал плечами.
— Вы ни разу не упомянули о своих детях, — продолжала она. — Если сомневаетесь, я могу доказать вам это!
Филипп с недоверчивым видом скрестил руки на груди.
— Где мой багаж? — Элоиза решительно направилась к дверям.
— Одно из двух, мисс, — предположил он, — либо там, где вы его оставили, либо — что вероятнее — мои слуги уже о нем позаботились и он в вашей комнате.
Элоиза обернулась на пороге:
— Все ваши письма при мне, сэр. Если вы там найдете хотя бы одно упоминание о ваших детях, можете делать со мной что угодно!
Филипп изумленно уставился на нее:
— Вы сохранили мои письма, мисс Бриджертон?
— Разумеется, — кивнула она. — А вы мои разве нет?
— Видите ли… м-м-м… — замялся он.
— Все ясно! — укоризненно покачала головой Элоиза.
Филиппу часто казалось, что он никогда не сможет понять женщин, и, вопреки всем научным классификациям, он готов был отнести мужчин и женщин к двум разным видам, если не типам, живых существ. Филиппу часто приходилось испытывать растерянность перед женщинами, но такой сильной, как сейчас, пожалуй, еще ни разу.
— Кое-что, кажется, сохранил… — промямлил он. Элоиза смотрела на него все с тем же выражением.
— По-моему, даже большую часть, — поспешил добавить он.
Судя по виду Элоизы, она ему не очень-то поверила. “Да, у этой девицы, кажется, непростой характер!”
— Не то чтобы я их выбросил, — поспешно забормотал Филипп, — просто запамятовал, куда положил…
Элоиза еле сдерживалась, чтобы не сказать сэру Филиппу что-нибудь колкое.
— Ничего страшного, — произнесла, наконец, она. — В конце концов, это всего лишь письма…
По тону Элоизы, однако, чувствовалось, что она сильно обижена.
Филипп молчал.
Еще один пронзительный крик сверху, затем оглушительный грохот. Филипп поморщился. Неужели его отпрыски дошли уже до того, что начали крушить мебель?
Элоиза покосилась на потолок, словно боясь, что с него начнет сыпаться штукатурка.
— Может быть, вам стоит пойти к ним? — осторожно предположила она.
Филипп и сам понимал, что стоит, но, Бог свидетель, идти и выяснять, что же, собственно, натворили его чада, ему ужасно не хотелось. Когда дети выходили из-под контроля, справиться с ними не мог никто. Во всяком случае, ни один мужчина. Чтобы справиться с этими дьяволятами, нужно было ангельское — или женское — терпение. По крайней мере, Филипп чувствовал, что его собственное терпение истощилось уже давно — где-то с полгода назад.
— Сэр Филипп? — все так же осторожно проговорила Элоиза.
— Да-да, конечно, вы правы… — отрешенно пробормотал он, еще не окончательно очнувшись от забытья. Да, он должен пойти к ним. Толку от этого, скорее всего, будет мало, но не следует показывать мисс Бриджертон, что он не знает, что ему делать с собственными детьми — тем более, если он рассчитывает, что она заменит им мать.
— Извините, — произнес он и, пройдя мимо Элоизы, высунулся в коридор: — Оливер! Аманда!
Может быть, Филиппу это только показалось, но он слышал, как мисс Бриджертон издала саркастический смешок.
Филипп сердито посмотрел на нее, хотя это было и не очень вежливо с его стороны. Мисс Бриджертон явно давала ему понять, что она бы на его месте справилась с детьми гораздо лучше.
Стараясь не думать о ней, Филипп выбежал в коридор.
— Оливер! Аманда! — снова позвал он.
“Впрочем, — неожиданно пришло Филиппу в голову, — оно было бы и неплохо, если бы мисс Бриджертон действительно умела обращаться с детьми лучше, чем я”. Да что уж там — если бы это было так, Филипп был бы готов целовать пыль под ее ногами…
Дети, как ни странно, откликнулись на его зов, ибо уже сбегали по лестнице навстречу ему.
— В чем дело? — сердито потребовал отчета Филипп.
— Ты о чем, папа? — с невиннейшим видом спросил Оливер.
— По-моему, я слышал крик? — Брови Филиппа сошлись на переносице.
— Это Аманда кричала, — объяснил Оливер.
— Да, это я, — тем же невинным тоном, что и брат, призналась девочка.
Филипп ждал дальнейших признаний, но дети молчали. Поняв, что без наводящих вопросов они ничего не расскажут, Филипп проговорил, обращаясь к дочери: