Спустя время, когда писатель после многочисленных приключений наконец вернется в родной дом, конфликт между ним и де Сигурой благополучно разрешится. Очевидно, благодаря обычной в таких случаях компенсации истец забрал свою жалобу из судебных инстанций. По крайней мере, между семьями Сигура и Сервантес мир был достигнут в 1578 году, так как уже 11 мая этого же года некий Гаспар де Сигура, вероятно, родственник, выступал свидетелем по каким-то делам отца Мигеля Родриго де Сервантеса и его сестры Магдалены.
Заметим, что, например, сервантист Ж. Канаважио считает, что так как в Испанию Сервантес приедет только в 1580 году, то эти десять лет отсутствия как бы и явились той ссылкой за пределы страны, которой карается дуэлянтство, а посему наказание-де было исчерпано.
Итак, мы обнаруживаем Мигеля де Сервантеса в Риме в конце 1569 года.
КАРДИНАЛ АКВАВИВА
«Есть у нас в Испании пословица, по моему разумению, весьма верная, как, впрочем, любая из пословиц, ибо все они суть краткие изречения, принадлежащие людям, многолетним опытом умудренным, та же, которую я имею в виду, гласит: „Либо церковь, либо моря, либо дворец короля“, — иными словами, кто желает выйти в люди и разбогатеть, тому надлежит или принять духовный сан, или пойти по торговой части и пуститься в плавание, или поступить на службу к королю, — ведь недаром говорится: „Лучше крохи с королевского стола, нежели милости сеньора“», — так написано в «Дон Кихоте».
Первый и последний пути были испробованы самим Сервантесом.
Он прибыл в Рим примерно в сентябре 1569 года. Скорее всего Сервантес поступил на службу к Аквавиве, не в Мадриде, а уже в Италии. В противном случае в конце 1569 года ему не потребовалось бы «свидетельство» о чистоте христианской крови, которое было необходимо для поступления в свиту Аквавивы в Риме и которое он просил отца прислать как можно скорее. В то время хождение подобных «свидетельств» было делом обычным, они являлись чем-то вроде анкеты. Конечно, поступить в услужение к столь высокой особе было не так-то просто. И скорее всего Сервантеса кто-то рекомендовал, возможно, это был один из его дальних родственников — кардинал Гаспар де Сервантес-и-Гаэте.
Очевидно, вспоминая об этом, Сервантес позже напишет в «Новелле о беседе собак» следующий пассаж: «А каким образом находил ты себе хозяев? (Сципион спрашивает Бергансу. — А К.). Ведь при наших порядках с большим трудом удается теперь порядочному человеку поступить на службу к господину. Очень уж непохожи земные владыки на владыку небесного: первые, принимая слугу, начинают сразу копаться в его происхождении, проверять его пригодность, изучать его привычки и стараются даже узнать, сколько у него платья…».
Да, именно «копаться в его происхождении» для самой католической страны мира — Испании было делом важным, чистота крови, учитывая веками ведущуюся борьбу с маврами, морисками, евреями, являлась чуть ли не главным, особенно при поступлении на службу к одному из князей церкви.
Времени в запасе было немного, но, к счастью, у Родриго де Сервантеса еще со времен злополучного процесса в Вальядолиде остались официальные бумаги о том, что он является идальго. Для придания им необходимой силы было достаточно подтверждения приведенных в них фактов тремя свидетелями. Их имена известны: Алонсо Гетино де Гусман, бывший комик, превратившийся в организатора мадридских празднеств, служивший в системе правосудия, Пирро Боччи и Франсиско Мусаччи — итальянские негоцианты. Их выбор неудивителен, оба были итальянцами, а Боччи — еще и римский банкир. Рекомендации таких людей могли быть весьма полезны юному мадридцу, оказавшемуся в Италии. 22 декабря 1569 года Родриго де Сервантес оформил бумагу у Дуарте де Акуньи, заместителя коррехидора Мадрида, о том, что в роду Сервантесов не было ни мавров, ни евреев, ни обращенных в христианство, равно как и лиц, привлекавшихся по делам веры трибуналом Святой Инквизиции. В феврале 1570 года эта бумага, по всей видимости, была в Риме.