– Ну ладно. Так или иначе, милостью Рыбы мы планируем оставаться здесь.
– Отлично, – говорю я. И думаю, что это очень глупо.
– Шотландцы все такие, – замечает Крейг, – упрямые.
– Финны тоже, – соглашаюсь я. – Вряд ли мои родители куда-то уедут в ближайшее время.
– Я всегда знал, что у нас есть что-то общее, – радуется он, но симбионт сообщает мне, что его улыбка не такая уж искренняя.
– Эй, – вмешивается Эйлин, – насколько я помню, Юкка – не ваша дочь. И я только что вернулась домой с войны, между прочим.
– И как там, на войне? – спрашивает Крейг.
«Вызов» – регистрирует симбионт. Мне становится неловко.
– Грязно, – грустно улыбается Эйлин.
– Один мой друг в нулевые служил в Ираке, – говорит Крейг. – Вот там было грязно. Кровь и кишки. А сейчас только и есть, что машины и ботаники в них. И эти машины даже не могут никого убить. Что это за война такая?
– Мне нельзя говорить об этом, – отвечает Эйлин.
– Крейг! – говорит Сью. – Не сейчас.
– Я просто спрашиваю. У меня в Инвернессе друзья, и из-за чумы там все превратилось в гигантский тетрис. Эйлин была на войне, и она знает, как там все устроено. Нам здесь тоже невесело. Я просто хочу знать.
– Если она не хочет об этом говорить, значит, и не надо, – возражает Сью. – Она вернулась домой. Оставь ее в покое.
Я смотрю на Крейга. Симбионт предупреждает меня, что это будет ошибкой, но я велю ему заткнуться.
– Она в чем-то права, – говорю я, – это ужасная война. Хуже любой, что были прежде. И ты прав, агенты богочумы не убивают. Убивают боги. Рекурсивные самосовершенствующиеся ИИ не убивают, а вот киборги-убийцы – вполне.
– И почему же ты не там? – хмурится Крейг. – Раз там все так плохо?
Взгляд Малькольма мечется между сестрой и отчимом. «Сумятица». «Слезы».
Я кладу вилку – еда вдруг становится безвкусной.
– Я болел чумой, – медленно отвечаю я, – я не годен. Я был одним из ботаников.
Эйлин встает, и глаза ее вспыхивают яростью.
– Да как ты смеешь? – орет она на Крейга. – Ты не представляешь, о чем говоришь. Вообще. Из роликов в Сети ты ничего не поймешь. Рыба вам ничего не показывает. Хочешь услышать, как там плохо? Я расскажу.
– Эйлин… – Я открываю рот, но она жестом заставляет меня замолчать.
– Да, Инвернесс был похож на гигантский тетрис. В этом виноваты машины и ботаники. Мы их убили, да. А знаешь, что еще мы видели? Младенцев. Младенцев, больных богочумой. Дети жестоки. Они прекрасно знают, чего хотят: есть, спать, не чувствовать боли. И богочума дает им это. Я видела женщину, которая сошла с ума. Она говорила, что потеряла ребенка и не может его найти, а на самом деле была беременна. Мой ангел посмотрел на нее и сказал, что у нее в животе червоточина, что ребенок живет в собственной маленькой вселенной. А ее глаза…
Эйлин замолкает. Она вылетает из комнаты, а Малькольм начинает реветь. Не думая, я бегу за ней.
– Я просто спросил… – Я успеваю услышать голос Крейга, захлопывая за собой дверь.
Я нахожу ее на заднем дворе. Она сидит на земле рядом с ангелом, обхватив его ногу. Я чувствую прилив ревности.
– Можно я сяду? – спрашиваю я.
– Валяй, трава свободна. – Она слабо улыбается. – Я всех перепугала, да?
– Похоже на то. Малькольм до сих пор ревет.
– Просто… не знаю. Само вырвалось. И я подумала, что пусть он тоже слышит. Он же все время играет в игры, где все еще хуже, ну так какая разница. Я глупая.
– Я думаю, дело в том, что это все рассказала именно ты, – медленно говорю я, – и он понял, что это правда.
– Ты прав, – вздыхает она, – я сука. Нельзя было давать Крейгу меня доводить, но на севере было непросто, а он так легкомысленно ко всему относится…
– Все хорошо.
– Вообще-то я по тебе скучала. Ты придаешь жизни смысл.
– Приятно, что кто-то так думает.
– Да ладно. – Эйлин вытирает слезы. – Пошли погуляем или лучше в паб сходим. Я голодная. И выпила бы. Первое увольнение, а я еще трезвая. Сержант Кацуки меня выгонит, если узнает.
– Давай попробуем это исправить, – соглашаюсь я, и мы идем к гавани.
Не представляю, как девушка вроде Эйлин заинтересовалась бы парнем вроде меня, если бы, конечно, я не был богом какое-то время.
Два года назад. Университетское кафе. Я пытаюсь снова привыкнуть к тусклым краскам реального мира. Совсем один. И тут три девчонки садятся за соседний столик. Хорошенькие и очень громкие.
– Серьезно, – говорит одна, в пастельной курточке и с интерфейсом Рыбы в стиле «Хелло, Китти». – Я хочу быть с постчеловеком. Вот посмотрите…
Девушки смотрят на туманный экран.