Горят софиты, трещат кинокамеры, суетится множество людей. Лысенький толстяк в складном кресле отирает пот и неразборчиво орёт в матюгальник. Здесь снимают фильм. Все смотрят на огромный, в несколько соток, макет посёлка, за ним небольшой обрыв и до самого горизонта раскинулись воды реки. По макету кто-то движется. Лемминги, это съемки того самого сериала. Уже близок финал серии.
— Метла! — орёт толстяк.
На площадку бесшумно выезжает оранжевый бульдозер с ковшом, декорированным под исполинскую метлу с торчащей верх рукояткой. Сбоку табличка “Метла Злого Рока”, на кабине ветром шевелятся… звериные уши? Да, точно, два мохнатых чёрно-оранжевых уха. К тому, сзади ровно над землёй держится пушистый лисий хвост. Бульдозер медленно сгребает макет в реку. Слышен хруст домов, крики леммингов и пулемётный стрёкот кинокамер.
Подбегаю к берегу реки. На поверхности среди обломков и мусора ещё трепыхаются лемминги-актёры, их одежда разваливается лохмотьями и растворяется. Они идут ко дну, чтобы уже мертвыми выйти на раскалённый берег каньона, безуспешно пытаясь найти тепло.
Во рту пересыхает от гнева. Зажмуриваюсь, пытаясь унять колотящееся сердце. Уже лучше. Пахнет куревом. Зараза! Открываю глаза. Слева в воду летит сигаретный бычок. Возле меня стоит толстяк:
— Замечательная идея, не правда ли? Не играют, живут! Причём, и живут, будто в последний раз! Позвольте представиться, Режиссёр, — он протягивает пухлую руку. — Для знакомых просто Режик.
— Меня зовут, Злой, — крепко жму руку. Режик, скривившись, осторожно разминает ладонь.
— Нахрена это всё, — спрашиваю я, — каждая серия, один фиг же, одинаковая?
— О, это высокое искусство, символизм! Сие отражает цикличность бытия и тщетность всяких усилий.
— И метла, чо, тоже искусство?
— Ужель вы не понимаете?! Символ неотвратимой судьбы!
— А бульдозер с лисьим хвостом нафига?
Режик жеманно закатывает глаза:
— Это же элементарно! Лиса — олицетворение зла. В легенде о конце света, которую нередко преподносят, как сказку о колобке, лиса выполняет роль хтонического существа, что в конце времён поглотит солнце-колобок. Другая более известная легенда про конец света упоминает полярную лису, которая придёт по чёрной дороге. Потому, лиса здесь является крайне важным многозначным символом.
— Но это же не видно зрителям!
— Позвольте, это скрытый смысл, его и не должно быть видно!
Чую, ещё немного и я сяду в бульдозер и сковырну этих киношников к леммингам в реку. Чтобы не сорваться, спешно ухожу, скрипя зубами.
Некоторое время мы едем молча, и лишь когда съёмочная площадка исчезает за горизонтом, Жанна не выдерживает:
— Нешто ты решил предсказание о Белом Звере нарушить?
Непонимающе гляжу на неё.
— Ну ты ничего не сжег и никого не убил. Наоборот, старался держать себя в руках, — поясняет Жанна.
— А ты про это. Знаешь, там и так в головах мрак, так что огонь бы сделал только лучше. Да и за что?
— Как? Они же леммингов топят!
— Этого мало.
— О, Игорюсичка, ты становишься гуманнее. В баре убивал просто так, а теперь рассуждаешь, сколько надо притопить мышей, что бы это стоило жизни.
Меня передёргивает — опять она издевается над именем. Надо всё-таки избавиться от этой стервы?
На горизонте виднеется серая полоса, протянувшаяся от края и до края, от неё в высь устремляется стена белых облаков, будто они легли отдохнуть. Вскоре, полоса оказывается дощатым забором, выбеленным солнцем. Дорога упирается в закрытые ворота, за которыми поднимается непроглядный белый туман. Справа от ворот стоит деревянный столик, за ним сидит охранник в синей форме и фуражке. Кожа его иссохла и сморщилась словно бумага.
— Хелло! Пропустишь? — спрашиваю охранника.
Тот поднимает лицо. Испуганно отшатываюсь. Он мёртвый: вместо носа дыра, губ нету, но живые блестящие глаза внимательно изучают меня.
— Тебе и спутнице, пройти можно, — сипит охранник.
— А чё ты такой мёртвый? Убили? — Блин, какую же лабуду я спрашиваю.
— Сюда берут только тех, кто умер на посту. Мёртвого убить нельзя. Мёртвому ничего не нужно. У мёртвого одна потребность: быть. И если я перестану нести службу, то меня не будет.
— Ну ладно, убить тебя нельзя, подкупить тоже. Но уничтожить как-то же можно? В играх всегда можно уничтожить нежить.
— Его нельзя, — говорит Жанна.
— А ты с чего знаешь?
— Твоя подруга — маг школы света. Им положено такое знать.
Удивлённо смотрю на Жанну, потом на охранника. Светлая магичка? Но откуда он взял?
— Мой жизненный опыт больше, чем у любого живущего, — отвечает охранник на немой вопрос.