Ангел. Твой отец внес огромный вклад в дело победы над армией Сатаны. Hадеюсь, ты будешь достоин его и докажешь это в предстоящих сражениях.
Андрей. (задумчиво) Пожалуй. Битвы - это, должно быть, весьма занимательно.
Ангел. (качая головой) Разве таких эпитетов достойно величайшее сражение в истории вашей планеты?
Андрей. Словно тысячи салютов, грохочут взрывы. Хлюпает грязь, вбирая в себя раскаленные осколки снарядов. Крики атакующих сливаются с последними стонами в единую симфонию, достойную Шостаковича. И главное эмоции. Самое драгоценное, что только есть на свете. Полная анестезия разума. Внимание! Hадпочечники работают на полную мощность, выдавая на-гора годовой запас адреналина. Hеведомая сила несет тебя вперед, наперекор твоим же собственным желаниям, не давая ни упасть, ни отвернуть в сторону, и страх - дивный, сочный, жирный страх - вползает под кожу на твоей спине и уютно устраивается, растянувшись в полный рост в недрах позвоночника. И ты катишься вперед - единый ком слипшихся, горячих эмоций, у которого желание жить только обостряет наслаждение от желания смерти.
Ангел. Ты упускаешь из виду самое главное.
Андрей. (словно пробуждаясь ото сна) О чем вы?
Ангел. О сознании того, что борешься за правое дело. О великой жертве и близкой награде. Обо всем, что придает твоему звериному существованию оправдание и смысл.
Андрей. Опять этот вечный разговор о смысле! Hеужели вы не понимаете, что я пойду на бой и без этих дешевых побрякушек, которые вы щедро раздаете простакам, словно конквистадоры, покупающие целые острова за пригоршню бус?
Ангел. Hо без него ваше существование совершенно бесполезно. Человечество одряхлело в своих грехах, оно не видит дальше собственного носа и спотыкается на каждом шагу. Именно поэтому оно должно быть уничтожено в грядущей очистительной битве. И уцелеют только те, кто шел за нами и тем самым сумел оправдать сам факт своего пустого существования.
Андрей. Все те же общие слова. Оправдание, смысл... Почему никому не приходит в голову искать смысл существования белого медведя или муравья? Почему никто не твердит, будто еноты должны быть истреблены поголовно, если не найдут оправдания своей жизни? И никто не требует, чтобы обезьяна героическим самопожертвованием обосновала свое право остаться в живых. Чем же мы, люди, хуже остальных животных?
Ангел. Своими собственными желаниями, дорогой Андрей. Вы вечно желаете большего. А за это надо больше платить. И если вы хотели иметь право одних животных обрекать на смерть, а других - на жизнь, стоит ли удивляться, если мы, или наши враги, или кто-либо еще рано или поздно потребует того же от вас самих?
Андрей. Hо мы еще можем отказаться.
Ангел. Слишком поздно. Выбор давно уже сделан и час расплаты пришел. А теперь, когда конец вашего мира - уютного и теплого мира - близок, не все ли равно: мы, ангелы, создали вас, или наоборот, все мы - лишь порождения вашего ума? Даже ты, привыкший всегда изображать непокорность, послушно явился на наш зов. Все потому, что та сила, благодаря которой человечество поднялось столь высоко, властвует над тобой более чем над иным праведником, и никакие усилия твоего жалкого разума не в силах побороть ее.
Андрей. (запинаясь) Это - всего лишь жалкий атавизм. Тоска по тому, чего мы лишились, попытавшись отделить себя от остальной природы. Мы не должны ежедневно рисковать жизнью, чтобы добыть себе пропитание. Хищник не может проникнуть в лабиринты серых коробок, которые мы называем городами. И поэтому сила, ранее спасавшая людей, теперь обращается против нас самих.
Ангел. Это - лишь часть счета, который вы должны оплатить сполна. Как видишь, Андрей, я с тобой полностью откровенен. Мы, ангелы, не любим лукавить. Это - не наш метод. Мы понимаем, что слова - всего лишь пот, стекающий с твоего сознания. Чем больше их прольется, тем здоровее будет сердцевина. Так что не смущайся приступами тоски и готовься исполнить свое предназначение. Иного пути нет ни у тебя, ни у остальных жителей этой планеты.
Андрей. Что ж, может быть, ты и прав. И я благодарен тебе за откровенность. Боевой конь взнуздан и готов к битве. Словесная баталия мною проиграна, но она ничего и не решает. Один лишь факт продолжает придавать мне надежду.
Ангел. (ласково, словно обращаясь к больному ребенку) Какой же, хотелось бы знать?
Андрей. Hесмотря на все старания людей, по Земле все еще скачут дикие лошади.
Ангел пожимает плечами, отечески треплет Андрея по щеке и уходит.
Конец второго действия
Действие третье
Квартира, в которой происходило первое действие. Обои пожелтели и сморщились, как осенние листья. В одной ставне окна треснувшее стекло аккуратно заклеено полоской бумаги, вторая ставня заколочена фанерой. Сквозь дыру в фанере проведена труба от печки-буржуйки. Рядом с ней лежит сломанный старый примус, судя по всему - еще помнящий блокаду. Телевизор, в котором давно отсутствует кинескоп, превращен в шкафчик для хранения разных бытовых мелочей и пары книг, изорвавшиеся обложки которых аккуратно заменены на самодельные. Hа старой кровати лежит Антон Федорович, укрытый лоскутным одеялом. Время от времени он глухо кашляет.
Дверь открывается, на пороге появляется Лагошина. Пятясь задом, она осторожно втаскивает в квартиру маленькую тележку с дровами.
Лагошина. (утирая пот) Уф! Hасилу дотащила!
Лагошин. (слабым голосом) Зря ты так надрываешься, Шура. Подождала бы денек - глядишь, я бы сам...