– А кто сказал, что мы прекратили общаться? – хмыкнул он. – Иногда бывает полезно поспорить и понять, кто есть кто. Ну? – он протянул ко мне руки в знак примирения.
Я, плача от радости, бросилась к нему. Мне было так хорошо, что эмоции бесцеремонно пробились сквозь мой слабый забор невозмутимости. Да кого я обманываю? Ничего я не строила, ничего не воображала. Просто пришла извиниться и увидела, что этот парень нисколько не обижен на меня. Растрогала его открытость и мягкость. Прижавшись к его разукрашенной футболке, поздно осознала, что стану слабым её отпечатком. Он посмеялся, признавая мою неуклюжесть.
Мы пили чай на небольшой кухне. Он умело разливал горячую воду, умудряясь не проливать ни единой капли, подавал кружки, накрывал стол. Сел рядом со мной, закинув ногу на ногу, и, двигая ко мне сахарницу, сказал:
– Так мы и не попили чай с тортом.
– Ничего, успеется.
– Возможно, – он поднес чашку к губам, – что нет. я подумываю переехать.
– Почему? – едва не захлебнулась, выдавая свое удивление. Ладно, широченные глаза сами всё выразили.
– Не волнуйся ты так, это не из-за тебя.
– Обнадеживает, – уставилась я в темную воду.
– Не знаю, поймешь ты меня сейчас или нет, но я скажу. Вот ты встретила меня, и тебе стало интересно, что же я там из себя представляю. А на самом деле, мы все друг друга изучаем, просто кто-то явно, как ты, а кто-то не совсем, ну как я. Но это неважно. И, знаешь, однажды осознаешь, что люди такие гады, такие сволочи, такие твари, что иной раз не хочется связываться с ними. Знаю, что я перееду на новое место, а там меня ждут всё те же уродливые люди, всё те же неусыпные предрассудки, всё те же шепчущиеся девчонки, всё те же завистливые взгляды парней, всё те же одинокие вечера, всё та же агрессия в сети – всё одно и то же, одно и то же. И куда бы я ни пошел, это будет везде. Но каждый раз я думаю, надеюсь, жду, что всё будет иначе. Лучше, светлее, добрее. И вот сейчас я вижу тебя, такую маленькую, такую не понимающую, такую неопытную, такую запутавшуюся, – он смолк, отхлебывая чаю. – Сначала мне было любопытно, что же случится после вашего прихода в училище. А потом мне стало скучно: ты шла по проторенной дорожке. Невыносимо скучно, – Ник улыбнулся. – Но многие сдаются, бросают это дело на половине пути или просто начинают меня ненавидеть, топить почем зря. Но что я сделал им плохого? Я просто живу своей жизнью и никому не мешаю жить своей. Что в этом ужасного или преступного? Почему люди считают, что их жизнь хорошая, а моя отвратительна? Что занятие черной магией обязательно лишает меня, что говорится, души и всего святого? Что носить татуировки делает меня наркоманом? Что иметь свободу выбора и самовыражения очерняет меня? Что любить человека, отдавая ему все, автоматически делает меня сумасшедшим? Что ненавидеть человека, решая это самостоятельно, а не по науськиванию общества, стирает меня как личность? Почему я должен вестись на это все? Почему должен перестраивать себя под толпы и толпы существ, не имеющих своего голоса? Почему они думают, что их путь самый правильный, самый истинный? И где бы я ни был, все так считают… И подруга твоя тоже так думает, считает меня аморальным, уродливым, делала вид, что ей весело слушать меня. А на самом деле, хмурилась постоянно, пялилась в свой телефон. Противно, – взгляд его холодных глаз поднялся на меня, и я заметила, как его тяготит это.
Так хотелось сказать ему что-нибудь ободряющее, что-то, что бы помогло ему, но слова не находились. Вообще не приходили на язык. Положила ладонь на его руку. Он не одернул, продолжал сидеть, прямо глядя на меня.
– А вот ты чего-то всё никак сдаться не можешь. Хочешь раскусить меня до конца. И чего я тебе сдался? Нет во мне ничего сверхъестественного, сильного, ничего, что ты ждешь найти. Я просто Ник. Ник. Ник-болван. Дурак и придурок, который вечно бежит от чего-то.
Я покачала головой в знак неприятия его слов. Заглянула в его опустившиеся серые глаза, облизала сухие губы и тихо сказала:
– Я люблю тебя.
Н ноября, суббота
Голова идет кругом. Никогда бы не подумала, что смогу вот так взять и всё сказать ему. Выпалила на одном дыхании и не окосела. Ну надо же!
Теперь мы оба пребываем в состоянии нестояния. Он думает, что я больная на всю голову, или так умело играю, или воображаю себе не пойми что. Нет, он не выкинул меня из квартиры. Просто смотрел на меня как на дурочку и ждал, что я буду делать. А я что? Я тоже сидела и смотрела на него. Почти десять минут мы молчали, глазея друг на друга. Потом его губы страстно-ошарашенно целовали меня, руки крепко прижимали к нему, пачкая одежду в палитре его недавних рисунков. Это было странно, но я отдалась чувству, которое влекло меня в тот момент, и обняла его в ответ.