Когда дверь за любовником закрылась, Альвия Эли-Борг все-таки обернулась, но взгляд ее устремился не вслед риору, она смотрела на ложе и смятые простыни. Нет, Перворожденная не жалела, что отправила Тиена Дин-Таля, мысли лиори сейчас бродили за крепостными стенами ее замка. Плотно сжав губы, женщина покинула опочивальню. Она вошла в купальню, остановилась на краю большой каменной чаши с горячей водой и сошла по ступенькам вниз. На мгновение замерла, набирая в легкие воздух, и откинулась на спину, погрузившись в воду с головой. После открыла глаза и некоторое время смотрела на потолок купальни, искаженный водной рябью. Когда не дышать стало невозможно, Перворожденная выдохнула, отправив к поверхности стайку пузырьков, и села.
— Войдите, — приказала она.
Дверь с другой стороны купальни открылась, и к каменной чаше приблизились девушки, готовые приступить к омовению лиори. Спустя час Альвия уже стояла перед большим напольным зеркалом и рассматривала себя. На холеном узком лице с изящными чертами не отражалось ни одного чувства. Равнодушный взгляд холодных серых глаз скользил по высокой прическе, умело собранной из темно-каштановых локонов, по венцу, украшавшему высокий лоб повелительницы риората. После скользнул на черное платье с высоким воротником. Серебряная отделка платья создавала причудливый орнамент, и, глядя на струящуюся ткань, казалось, что тело лиори обнимает сама ночь, усыпанная звездами. На Перворожденной была надета лишь нитка жемчуга, свернувшаяся змеей вокруг шеи в два витка. На тонких длинных пальцах поблескивал перстень власти, и больше украшений не было. К безделушкам Альвия была равнодушна. Закончив осмотр, лиори развернулась и направилась к дверям, девушки низко склонились, провожая повелительницу. За всё время не было произнесено ни слова…
— Перворожденная.
Литы склонили головы, приветствуя лиори. Она подняла руку, отвечая своей личной страже и прошла дальше, литы бесшумными тенями скользнули следом. Альвия давно научилась не замечать воинов, но всегда чувствовала их присутствие. Это было подобно щиту, крепкому, непробиваемому, надежному. Лиори сама отбирала и пестовала свою стражу. Более искусного воина в риорате, чем его повелительница, не было. Мужчины безропотно признавали ее превосходство, силу и власть…
— Перворожденный, девочка.
Лиор обернулся, смерил непроницаемым взглядом повитуху, принимавшую роды у его жены, и стремительно прошел в покои, где рыдала роженица. Увидев мужа, женщина простерла к нему руки и воскликнула:
— Я не смогу убить ее, возлюбленный. Я слишком слаба.
— Мы исправим оплошность, — склонилась повитуха и сделала знак своей помощнице.
Та нагнулась над кричавшим младенцем, собираясь сделать то, что не сумела сделать мать.
— Не смей! — прогрохотал голос лиора.
Он приблизился к дочери, склонившись над ней, упер широкие ладони по обе стороны от младенца, и вгляделся в краснолицее создание, в могучем крике обнажившее беззубые десна.
— Богам было угодно послать мне первой дочь, кто я, чтобы оспаривать их решения? — произнес Перворожденный.
Мужчина осторожно поднял на руки младенца, еще некоторое время рассматривал и, наконец, улыбнулся.
— Альвия, — сказал отец. — Я нарекаю тебя «единственной», потому что ни братьев, ни сестер у тебя не будет, никто не посмеет оспорить твое право первородства. Я откую тебя, мое дитя, заточу твои грани, и не будет ни одного клинка, который сможет противостоять тебе. Альвия — первая и единственная Эли-Борг. И будет так до тех пор, пока твое чрево не произведет на свет твоего наследника. — После посмотрел на жену, в чьих глазах зажглась надежда: — Ты вскормишь ее, поможешь окрепнуть, но после воспитывать буду я сам.
— Благодарю, возлюбленный, — прижав руки к груди, склонила голову женщина.
— Пусть мою дочь завернут в пеленки, народ Эли-Борга должен приветствовать свою госпожу, — произнес лиор, ответив на слова жены легким кивком.
Так начался земной путь Перворожденной, лиори Альвии Эли-Борг…
Замок еще спал, но спустя час он наполнится голосами и жизнью. Лежебок в Борге не было, подданные старались походить на свою госпожу. Она всегда вставала рано, еще с того возраста, когда другие дети смотрели на мягких перинах сладкие сны. Даже мальчики, из которых в Эли-Борге растили воинов, едва ли не с рождения.