Пить меньше не стали, но весь доход от продажи спиртного пошел налево, подпольным изготовителям браги. Катастрофически возросло количество отравлений, в том числе со смертельными исходами. В общем, ситуация обострялась, а в это время Лигачев бодро докладывал об успехах в борьбе с пьянством и алкоголизмом. Тогда он был вторым человеком в партии, командовал всеми налево и направо. Убедить его в чем-то было совершенно невозможно. Мириться с его упрямством, дилетантизмом я не мог, но поддержки ни от кого не получал».
В «ближнем круге» М. Горбачева находились и такие люди, как М. Соломенцев, занимавший пост председателя Комитета партийного контроля; секретарь ЦК, так и оставшийся до ухода на пенсию кандидатом в члены Политбюро, В. Долгих; В. Чебриков, сменивший пост председателя КГБ на секретаря ЦК; А. Лукьянов, 1-й заместитель Председателя Верховного Совета, ставший после смерти А. Громыко (1989) в 1990 г. Председателем Верховного Совета СССР.
М. Соломенцев, полный тезка Горбачева, тоже оказался не совсем уверенным в себе человеком. Он занимал то выжидательную позицию, то поддерживал Е. Лигачева, особенно когда решались вопросы, связанные с постановлением о борьбе с пьянством. Но когда Е. Лигачева «отправили на пенсию» (подобная формулировка сопровождала все отставки неугодных), М. Соломенцеву, как отмечает Б. Ельцин, «стало тоскливо».
В. Чебриков, председатель всемогущей организации с грозной аббревиатурой КГБ, на заседаниях редко брал слово для выступления. Лишь когда речь заходила о «вражеских голосах и радиостанциях» или о том, сколько людей выпустить за границу, он начинал отстаивать не столько собственную позицию, сколько многолетнюю репутацию своего ведомства.
Владимира Ивановича Долгих неплохо охарактеризовал в своих мемуарах Б. Ельцин:
«К его несчастью, Гришин записал Долгих в свой список ближайших сторонников, собирался включить его в состав членов Политбюро и предполагал поставить его на место Председателя Совета Министров. Конечно, те, кто попал в число гришинской команды, практически были обречены, и многие, действительно, вскоре простились со своими креслами. Но Долгих еще работал. Пожалуй это был один из наиболее профессиональных, эффективно работающих секретарей ЦК. Относительно молодым, ему еще не было и пятидесяти лет, он стал секретарем ЦК, приехав из Красноярска. Долгих отличали системность, взвешенность — он никогда не предлагал скоропалительных решений, самостоятельность, конечно, в пределах допустимого.
Когда, например, на Политбюро шло обсуждение моей кандидатуры на должность секретаря ЦК, это происходило без моего участия, все активно поддержали предложение, зная, что я, так сказать, выдвиженец Горбачева. И только Долгих сообщил свою точку зрения, сказав, что Ельцин иногда слишком эмоционален, что-то в этом духе… Секретарем ЦК меня избрали. И скоро, естественно, мне сообщили о его словах. Я подошел к нему, конечно, не для того, чтобы выяснить отношения, просто хотелось услышать его мнение не в пересказе, да и важно было самому разобраться в своих ошибках, все-таки я только начинал работу в ЦК. Он спокойно повторил то, что говорил на Политбюро, сказал, что считает решение о назначении меня секретарем ЦК совершенно правильным, но только свои эмоции, свою натуру надо сдерживать. Как ни странно, этот не слишком приятный для меня эпизод не отдалил нас, а, наоборот, сблизил… В своих выступлениях он не любил критиковать, а просто высказывал личное — четкое, ясное и продуманное предложение. Мне кажется, он очень полезен был Политбюро, но вскоре его «увели» на пенсию».
А. Лукьянов на протяжении долгого времени был едва ли не самой видной фигурой среди высшего партийного руководства. Он являлся всего лишь заместителем А. Громыко, хотя и первым. Лишь когда возникло новое положение с выборами, съездом народных депутатов, работой сессии Верховного Совета, роль А. Лукьянова резко возросла. По словам Б. Ельцина, как раз в это время в полной мере проявился в нем весь «набор партийно-бюрократических качеств — негибкость, отсутствие внутренней свободы, широты мысли». А. Лукьянов не мог справляться с нестандартными ситуациями. Да и как же могло быть иначе? Как и все тогдашние руководители высшего ранга, он был продуктом старой системы, которая растила кадры по своему «образу и подобию». Во время работы Верховного Совета А. Лукьянов редко сдерживал эмоции: он впадал в панику, начинал сердиться, повышал голос и едва ли не срывался на крик, стучал кулаком по столу. Он не разделил судьбу «гэкачепистов» и не ушел в тень, а остался в политике, будучи избранным в Государственную Думу.