Опасения были действительно основательные. Глинские — опекуны Ивана Васильевича, пока он был еще не способен по возрасту управлять державой, показали, что значит «опекунская власть». По заведенному обычаю фактическими правителями после смерти самодержца становились (через царицу) ближайшие родственники. Захарьины же не входили в круг «избранной рады», и их деятельность обещала коренные изменения и перестановку политических сил.
В числе тех, кто не желал присягать малолетнему наследнику, был и двоюродный брат Ивана Грозного Владимир Андреевич. Мнительный царь тут же разглядел в этом намечавшийся против него заговор. Здесь трудно сказать что-либо определенное: действительно ли было намерение возвести на престол Владимира Андреевича в случае смерти его венценосного брата, или упорство бояр исходило из нелюбви к Захарьиным, из-за опасения попасть под их власть. Однако Владимиру Андреевичу ставили в вину то, что, когда государь находился при смерти, он раздавал жалованье своим боярским детям, тем самым будто бы подготавливая почву для переворота. Позже за Владимира заступился Сильвестр, чем еще больше настроил против себя подозрительного Ивана Васильевича.
В своем выздоровлении Грозный склонен был видеть знак свыше. Бог давал ему возможность возвратиться к жизни, чтобы освободиться от довлеющей власти своего окружения. Он уже ненавидел Сильвестра и Адашева, не любил бояр, не доверял им. Однако у него из памяти еще не изгладились воспоминания ужасных дней московского пожара, когда рассвирепевший народ, восстав против Глинских, уничтожил их и, по-видимому, собирался идти на самого государя. А влияние Сильвестра, внушавшего ему суеверную боязнь и умевшего постоянно сковывать его волю «детскими страшилками», было к тому же еще очень велико в обществе.
Но произошел случай, который усилил желание Грозного избавиться от Сильвестра и его «избранной рады». Чтобы возблагодарить Бога за спасенную жизнь, он решил отправиться вместе с женой и ребенком по монастырям и доехать до самого отдаленного — Кирилло-Белозерского. У Троицы жил тогда знаменитый Максим Грек. Когда царь навестил его, он не побоялся сказать, что не одобряет его путешествия. «Бог везде, — говорил он, — угождай лучше ему на престоле. После казанского завоевания осталось много вдов и сирот; надобно их утешать». Сильвестр и Адашев тоже отговаривали царя от поездки по монастырям. Они опасались, что кто-нибудь из осифлян (представителей православной общины), любивших льстить и угождать властолюбию, а также потакать дурным наклонностям сильных мира сего, настроит Ивана Васильевича против них. Они сказали, что Максим Грек будто бы предрекал, что государь потеряет сына, если не откажется от своего путешествия. Грозный не послушался. В Песношском монастыре бывший коломенский владыка Вассиан задел своей речью потайные струны его души: «Если хочешь быть настоящим самодержцем, не держи около себя никого мудрее тебя самого; ты всех лучше. Если так будешь поступать, то будешь тверд на своем царстве, и все у тебя в руках будет, а если станешь держать около себя мудрейших, то поневоле будешь их слушаться».
Предсказание Максима сбылось. Младенец Дмитрий умер, и это обстоятельство на некоторое время оттянуло решение судьбы партии Сильвестра. Но среди «избранной рады» уже начались раздоры по военным вопросам, и последствия этих противоречий в конечном итоге привели ее к расколу. (Одни «избранники» высказывались за покорение Крыма, а другие стояли за войну с Ливонией. Царь долго колебался между двумя этими военными предприятиями и выбрал оба сразу, что помешало расправе с Крымским ханством.)
Тучи над правящей партией сгущались. Больше всего их влияние не могли терпеть Захарьины. Вооружив против Сильвестра свою сестру царицу Анастасию, они нашептывали государю: «Царь должен быть самодержавен, всем повелевать, никого не слушаться; а если будет делать то, что другие постановят, то это значит, что он только почтен честью царского председания, а на деле не лучше раба. И пророк сказал: горе граду тому, им же мнози обладают. Русские владетели и прежде никому не повиновались, а вольны были подданных своих миловать и казнить. Священникам отнюдь не подобает властвовать и управлять; их дело — священнодействовать, а не творить людского строения». В довершение ко всему Ивана убедили, что Сильвестр — чародей, получивший силу не от Бога, а от темных сил. Этой силой он и опутал его разум и держит в неволе.