Ян смотрел на меня растерянно, а потом кивнул.
— Ты же будешь осторожна? Мне как-то не хочется тебя отпускать… Мне стало казаться, что тебя там украдут и… я не про измену, просто я вообще теперь не представляю, как ты жила с рюкзаком чёрт знает где вообще! Ты же такая… хрупкая, маленькая. Ну какой рюкзак?
— Показывай дом уже, пьяница, — попросила я, восхищаясь его глупой речи. Не ревнует. Волнуется… Лучший, роскошный, мой мужчина.
Ян провёл меня внутрь деревянного монстра. Пахло деревом, богато, пряно. Звуки терялись в высоких потолках, отражались от деревянных стен. Я смотрела на всё это и понимала, что никогда ещё не бродила по такому величественному месту, дом со мной общался, говорил.
— Его хозяин будет тут счастлив, надеюсь… Это сказка какая-то…
— Смотри! Смотри какая кухня! — Ян водил меня по первому этажу, потом по второму. Показывал какие-то нереальные помещения и рассказывал, что и где тут будет стоять. Рисовал картины зимних вечеров на этих тёплых верандах, у каминов, на мягких диванах. Рассказывал про какую-то чудо-плитку в ванной, про столы из особенного дерева, про основы кроватей в спальнях.
— Я думала ты только деревом занимаешься, а тут целая стройка!
— Сафо, скажу что-то крутое тебе, можно? — он остановился и улыбнулся, будто собирался вручить мне “Оскар”. — Этот дом мой. Мы с ребятами его строим.
— И с… Кир…
— Нет, ни Кира, ни Алиса тут не были. Это не их стиль. Это — моя берлога. Квартиру продам, закончу тут всё и это будет моя берлога. И я хочу, чтобы… У тебя не было дома. Я хочу, чтобы был. Хочу, чтобы ты полюбила этот дом, как я его полюбил. Я же вижу, тебе тут нравится. Короче! Это всё быстро, глупо, ты нахер меня можешь послать. Х… хочешь вина? Хочешь вина на крыше? А хочешь, тут в погребе сидр есть, друг привёз, мы обмывали кое-что. А ещё могу сварить глинтвейн, правда пока только на костре.
— А спать мы где будем? — засмеялась я, останавливая поток мыслей Яна.
— Тут матрас есть. Я матрас купил, а кровати нет. Хороший матрас, “Аскона”...
Ян волновался, а я хотела его обнять, весь мир обнять. Мне может дом и не нужен, мне Ян нужен. И мне так страшно было это услышать от себя самой. Я же завтра уйду. Я же завтра его тут одного оставлю. А когда вернусь, он уже может забудет и переболеет. Сейчас он верит в то… что говорит. Но это вовсе не обязательно правда.
— Не хочу глинтвейн, тебя хочу, — зачем-то ляпнула я.
***
Я думала, что он сорвётся с цепи. Что завалит меня тут же на пол. Думала, что сейчас тут такой огнище вспыхнет, что прям ух!
Ян меня удивил.
Он заволновался. Даже не улыбнулся. Взял мои руки и поцеловал каждый палец, ладони, костяшки. Как взволнованный мальчик, и я от этого сама разволновалась больше, чем могла предположить.
— Идём, пожалуйста, — попросил он, потянул меня за собой и я пошла.
Это было смешно и мило, зимний сад, застеклённый от пола до потолка и матрас по центру, какая-то странная романтика.
— Это как вышло?
— Оставался тут ночевать пару раз, — засмеялся Ян. В его голосе были такие нервные нотки, что пружина внутри меня ещё сильнее закрутилась. — Сафо…
— Что?
— Я не знаю почему… Но я не настаиваю. Веришь?
— Верю.
— Я не прошу и не требую.
— Ага.
— И если ты уйдёшь, я ёбнусь, конечно, но пойму.
— Ага.
— Но блин… Ты… я тебя заслужил, поняла?
— Поняла.
— И ты мне очень хочешься.
— Хочусь.
— Хочешься.
Пришлось самой поцеловать болтуна, самой его обнять и раствориться в его руках, потому что он снова меня шокировал. Трепетной невиданной нежность. Самец, готовый трахнуть меня в машине, на кровати, у стены, в ванной… превратился во влюблённого Ромео перед матрасом из “Асконы”.
Глава 23. Ян
Сафо стояла перед отсутствующим окном, завернувшись в мою рабочую толстовку и тяжко вздыхала. Без лестницы она умудрилась забраться на чердак и теперь стояла в этом крошечном помещении, пока ещё ничем не ставшим, но претендующим на роль кабинета. Тут как и везде пахло древесной стружкой, но магии было чуть больше. То ли из-за ветхой лесенки, которая того и гляди готова рухнуть и рассыпаться, отрезав нас от всего мира. То ли из-за низких потолков и небольшой площади, всё теснее и уютнее. Из провала в стене открывался вид на посёлок, на макушки деревьев, на дым из банных труб. Был слышен собачий лай и людские голоса. Если постараться, тут на высоте третьего этажа, даже улавливался запах речки, со стороны которой дул ветер.