— Что, струсил прийти один?
— Нет, — честно ответил я и сел на пуфик в коридоре, прислонясь затылком к гладким деревянным панелям.
На втором этаже кто-то завозился. Алиса, как кошка, которая услышала шуршание пакета.
— И когда нам нужно съехать? — холод в голосе Киры даже не пугал, он просто отвращал, как всё холодное.
Сафо была светом… Кира — ледяным сиянием. А Алиса душным вечером погибшего в муках дня.
— Ни-ког-да… Живите, сколько хотите.
— Если ты продолжишь вместо работы бухать, у тебя вообще не будет дома. Не то что двух сразу, — закатила глаза Вика.
— Выкати, Викусь, — не глядя на нас прокомментировала Кира.
— А мне уже можно осаживать эту…
— Замолчите, умоляю, — голос Алисы, как всегда, дрожал. — Ян, поговоришь со мной?..
— Ага, — я кивнул, поднялся на ноги и побрёл по лестнице наверх, не глядя ни на Киру, ни на Вику, ни на Алису. А хотелось тут же где-то и прилечь, или сесть на ступенечку и вытянуть ножки.
Алиса в её комнате всегда казалась какой-то другой. Мы редко тут бывали, но случалось и такое. Мы вообще редко бывали вдвоём, но случалось и такое… Всякое. И так стало тоскливо.
До Сафо было проще, легче, лучше. С Сафо было идеально. Без неё всё обесценилось. Миллион стал тремя копейками.
Комната Алисы стала колыбелью тишины, в которой мне бы и было хорошо, но я себя там уже не видел.
— Ян, мы можем…
— Что ты хочешь, Алис? — я поднял руку и она приземлилась на плечо Алисы, та вздрогнула и покосилась, будто хотела спугнуть. Нет, я знал Алису, ничего она не хотела. По лицу видно — скучала. Страдала. И собрала вещи.
— Уходишь? — спросил зачем-то, отпустил мягкое округлое плечо Алисы и упал в кресло, стоящее у кровати.
— Ты так безразлично… — начала было Алиса, но в глазах её блестнули слёзы и она остановилась, закусив палец. Выдохнула, помотала головой.
— Я не хочу плакать или пр… просить. Я всё знаю… я…
— Что знаешь?
— Всё… Ты порвал с Сафо? — она села передо мной на колени и опустила на мои бёдра свои мягкие пальчики с аккуратным маникюром. Смотрела в глаза с надеждой, трогательно и выжидающе. Она хотела услышать то, чего я ей говорить ну никак не собирался.
— Алиса, милая…
— Нет, нет. — она быстро стёрла слёзы с лица. — Я ничего… ничего не скажу…
— Вот и правильно…
— Просто пойми.
— Что? — устало спросил я и, закрыв глаза, откинул голову на подголовник, как будто мог от этого перестать находиться тут. Как будто мог телепортироваться.
Голова, ещё не трезвая, опять закружилась. Её опять свело, в висках стукнуло.
А ещё тело Алисы стало ближе, но у меня будто отяжелели руки, я как желе размягчился. Она пыталась меня поцеловать.
— Ничего не выйдет, — пробормотал ей куда-то в рот и она воспользовавшись этим скользнула своим языком по моему.
Если зажмуриться и забыться, можно было бы решить, что это Она, Сафо пришла и целует, но увы… Это была Алиса и я хорошо это осознал, когда понял, что всё не так. Слишком тёплый язык, слишком упругие губы. Слишком мало знаков, слишком много дыхания. Слишком тусклый, но острый запах. Слишком настойчиво, но в то же время недостаточно желанно. Я просто… не хотел этих губ? Да, так и было. Ничего не полыхнуло.
— Остановись, — пришлось сжать лицо Алисы и отодвинуть от себя. Она замерла в глупой позе, яростно затряслась. Сдерживала всхлипы и слёзы, но безуспешно и вот я её уже жалею.
Я держал Алису у себя на коленях, а она рыдала и рыдала, без остановки и я гладил её плечи, волосы щёки и просил не плакать. Целовал глаза, лоб.
— Алис…
— Почему ты опять не можешь…
— Нельзя.
— Простишь её?..
— Не прощу.
— А дальше что?..
— Ничего.
***
На кухне Вики из НЕ белого было только вино и я его пил, хоть пить уже не мог. Виктор и Виктория сидели по другую сторону барной стойки и внимательно, как на подопытного, на меня смотрели.
— Ты как? — спросил Виктор.
— Неплохо, — икнул я.
— Вещи забрал? — спросил Виктор.
— Угу, — икнул я.
— И где они?
— В его берлоге, — ответила за меня Вика, позволяя сделать глоток. — А он останется тут! Потому что… сил больше нет наблюдать этот запой. Алкоголь получаешь ТОЛЬКО по вечерам, строго-дозированно. И каждый день работать! Спать — сюда. Если придёт эта твоя…
— Прогонять! — кивнул я, и в груди всё будто через шредер пропустили. Не прогонять, оставить, запереть…
Она не писала и не звонила. Интересно, это значит, что виновата? Или наоборот?