— Не думала, что ты можешь быть сентиментальной, — улыбнулась я.
— Я тоже… — кивнула Лида.
Об этом разговоре я думала потом весь день. Весь вечер, всю дорогу в машине Яна, когда мы ехали к его квартире.
— О чём задумалась?
— О том, как мы привыкаем быть друг другу возлюбленными… Не мы конкретно, а люди в целом. Мне о таком никогда не приходилось думать, а теперь я вроде как с тобой. И эта красивая картинка может выцвести, также?
— Также, — кивнул Ян. — Потому отношения дольше трёх месяцев для меня не существовали…
— Ты подливаешь масла в огонь, — засмеялась я.
— Но, с другой стороны, я никому не говорил, что люблю. На этот счёт, я чист. Понимаешь о чём я?
— Понимаю, — я кивнула и стала вспоминать говорила ли… говорила, — А я всегда любила всех. И всегда… говорила. Может, мои слова перестали быть ценными?
Ян свернул на какую-то обочину рядом с автобусной остановкой. По обе стороны от нас был пустырь и в общем-то стоять тут можно было бесконечно.
— А ты как считаешь? — спросил он и сжал мои пальцы. Мы будто снова сидели прячась от дождя, как в ту первую встречу. И даже рядом с пустырём и остановкой. У меня снова были бабочки в животе. И я снова боялась до чёртиков быть смешной и глупой.
— Я считаю, что то, что говорила тебе, нужно называть другими словами… Знаешь как у латиноамериканцев? Te quiero и te amo. Они говорят te quiero всем, родителям, друзьям, кому угодно. А te amo — это для любовников, любимых. Нам нужно то же самое. Две формы слова “люблю”. Понимаешь, у меня к тебе не просто какая-то любовь. У меня к тебе… нежность сумасшедшая, аж волоски на теле шевелятся, понимаешь? Ты не просто меня… заводишь или вроде того, я чувствую всё время, что внутри меня непонятная к тебе тяга. И ужас. Я боюсь тебя разочаровать. Когда ты тогда ушёл, всё стало ненужным. Я просто зависла в пространстве и боялась с тобой говорить. Мне казалось, что это всё. Что всё закончилось. Навсегда. Что я тебя потеряла, и такая апатия пришла, я не могла даже думать о том, чтобы извиняться, искать встречи. Я боялась увидеть твою ненависть, это было бы хуже всего, — он сглотнул, посмотрел исподлобья, а потом поднял мою руку и поцеловал каждую подушечку моих пальцев, — Я хотела избавиться от всего этого, очиститься. Ты для меня какой-то… Я не знаю, как описать. Ты вроде моего чистого листа. Я хочу быть для тебя правильной, лучшей. Достойной. Хочу, чтобы ты был моим домом. Чтобы вообще кроме меня никого не видел… А потом чувствую себя жуткой эгоисткой, которая многого хочет. И я… я же котик, а чувствую себя ужасно плохой. Ты не можешь принадлежать только мне, — я задохнулась всхлипом. Не слёзным, а чувственным, из самой груди. Он потянул меня на себя и усадил к себе на колени, убрал с лица волосы, поцеловал в нос и висок, — То есть я запрещаю себе думать о том, что ты должен вообще всегда быть… моим. Не работать, не говорить ни с кем. Я этого… хочу. Как одержимая, — он продолжал слушать, даже кивал и продолжал целовать, то мою шею, то плечо, то щеку. — Ты не понимаешь… Я очень глупая и считаю, что за любую любовь и любой кусочек счастья должно быть кому-то больно… Сейчас больно мне.
— Почему? — спросил Ян, не отрывая губ от моего плеча.
— Потому что… я боюсь, что вся эта история не обнулится, ты не забудешь всё плохое. Ты уйдёшь. А мне нужен ты. И дом.
— А свобода?
Я замерла от этого вопроса и отпрянула, чтобы заглянуть тебе в глаза.
— Что?
— Свобода. Как же твоя свобода? Я — это если ты со мной. Полностью моя, — во мне что-то трепыхнулось и больно ударилось о грудную клетку, — Ты сейчас всякого наговорила, я понимаю… только мне нужно то же самое. Вообще тебя не делить. Ты совсем не видишь бревна в своём глазу, милая. Ты не видишь, что я — сразу и окончательно был твоим, а ты принадлежала всему мира и только на половину мне.
— Вот и я о том… Я долго к этому шла. Очень долго. И Карина… будто от меня отрезала всё прошлое своим поступком. Я поняла, что могу прийти и в лицо ей всё высказать. Закрыть гештальт, порвать со всем этим и не жалеть ни о чём. Вернуть все долги Косте… освободиться для тебя, но я не верю, что после всего этого…
— Сафо, — он “обнял” моё лицо ладонями, заглянул в глаза, — если бы у нас было это твоё te amo я бы тоже его сказал, поверь. Это для меня в новинку. И я хочу твоей свободы, как ты моего “дома”. И я не хочу тебя ни с кем, никогда делить. Если мы сможем это устроить… тебе нечего будет бояться. Никогда. Когда я ушёл, мне, если честно, казалось… что ты всё равно вернёшься. И я заставлял себя злиться, чтобы не проиграть тебе окончательно.