— Кто?.. Сохрани нас, Трон!
Аларик шагнул в комнату. Окинув взглядом помещение, он заметил в углу неубранную постель и разбросанные повсюду свитки и книги.
— Архивист Серевик?
— Главный… Главный архивист. Мачас Лаваньян Серевик.
— Отлично. Я действующий брат-капитан Серых Рыцарей Аларик на службе Инквизиции Императора.
— Инквизиция? Мы… мы чтим Императора и верно служим ему. Нет необходимости…
Аларик поднял руку:
— Мы здесь не для того, чтобы вас судить. На Шлейф надвинулась тьма, и для борьбы с ней необходимо получить кое-какую информацию.
Серевик попытался справиться со своим испугом, но его голос все еще дрожал.
— Я… слышал ночью, как они поют, даже здесь. Они говорят, что пришел их Принц…
— И они правы. Он возрождается где-то в пределах Шлейфа, и, если мы собираемся с ним сражаться, надо выяснить, где именно. Потрясения, подобные здешним, охватили все миры Шлейфа. У нас очень мало времени.
— Остальные архивисты мертвы. Здесь так много всего утрачено…
— Это не могло быть потеряно, — отрезал Аларик. — Тысячеликий Принц возродится там, где находится захоронение святого Эвиссера.
Архивист долго молчал.
— Такого захоронения не существует, — сказал он наконец.
Аларик подошел ближе и навис над Серевиком:
— Для возвращения Принцу необходимо тело Эвиссера. Он выбрал Шлейф только по этой причине.
— Брат-капитан, нет такого захоронения. И нет святого. Падение Шлейфа только подтвердит этот факт. Мы были обречены много лет назад.
Серевик кусал губы, пытаясь собраться с мыслями. Настал момент, к которому он всегда готовился, и это было для него важнее всего, важнее обороны замка.
— Что здесь происходит? — спросил Аларик.
— Брат-капитан, Имперская Инквизиция не может нас спасти. Церковь Императора должна собрать собственный совет.
— Ну, ладно. — Аларик повернулся к ожидавшему у двери Генхайну: — Сожги здесь все.
Серевик ахнул:
— Сжечь?! Но эти книги священны… Это наше…
— Замок Памяти скоро падет. Все знания попадут в руки Врага. Если Замок не принадлежит Императору, значит, он может стать оружием врагов.
— Но это невозможно! Немыслимо! Это… святотатство! Священные слова должны остаться! Их уничтожение хуже ереси!
— Раньше я считал, — спокойно заговорил Аларик, — что архивисты здесь только пытаются упрочить свое положение. Но это ведь не единственная причина, по которой вы держите все знания в памяти. Правда, Серевик?
Брат Ондурин уже снял с плеча огнемет. На его форсунке заплясал голубой огонек.
— Вы назначены сюда, чтобы охранять знания. Вы здесь, потому что Экклезиархии известно что-то о Шлейфе, о святом Эвиссере и о Гаргатулоте, и эти знания должны остаться в тайне. Но мы предлагаем все это уничтожить, так что, когда дикари разорвут вас на куски, они не найдут никаких секретов. И почему не сжечь все сразу? Мы только оказываем вам помощь. Почему ты хочешь все сохранить?
Голос Серевика прерывался рыданиями:
— Потому что… я еще жив!..
Аларик поднял руку. Ондурин опустил дуло огнемета и приготовился пустить струю пламени на сложенные в соседней келье книги.
— Экклезиархии стоило подобрать более сильного духом человека для хранения секретов. Рассказывай все, что нам нужно. Иначе все здесь сгорит, а ты будешь на это смотреть.
По щеке Серевика скатилась крупная слеза.
— Я не могу вам рассказать. Благословенный Трон, они взяли меня сюда совсем ребенком. Я еще ничего не знал, но мне уже втолковывали, что выдать тайну — это смертный грех. — Серевик поднял голову, пошевелил дрожащими губами. — Но… я могу вам показать.
Келканнис Эвиссер был незначительным человеком. Молодым адептом его направили в крошечный офис Администратума на Солшене XIX, вскоре после того, как эта планета была открыта и признана пригодной для развития сельского хозяйства. Эвиссер был всего лишь именем в реестре — так же как и миллиарды других мужчин и женщин, не способных добиться чего-то большего.
Уже к концу жизни Эвиссера случилось так, что Солшен XIX оказался на пути зеленокожих грабителей. Это была одна из тысяч вооруженных банд орков, которые занимались мародерством на окраинах Империума. Их периодические жестокие набеги на разбросанные имперские поселения были такой же частью жизни граждан, как молитва, работа и смирение.
После того как они покинули Солшен XIX, там не осталось ничего. Одни дымящиеся развалины.
И Келканнис Эвиссер.
О таких случаях — когда после жестоких нападений выживал только один человек на планете — по всему Империуму слагались легенды. Одни считали уцелевших злодеями, которым досталась вся удача за счет окружающих; другие — счастливчиками, которых защитило милосердие Императора. Для Администратума выживший одиночка был всего-навсего еще одним адептом, которого надо пристроить до тех пор, пока не будет восстановлен разрушенный мир на Солшене XIX.
Но Келканнису Эвиссеру не суждено было вновь стать винтиком гигантской машины Администратума.
В том, что зеленокожие вырезали всех его коллег, он увидел волю Императора. Теперь ему стало ясно, что даже орки в какой-то мере были инструментами в руке Императора. По его мнению, они были посланы, чтобы продемонстрировать Эвиссеру бесконечное милосердие и силу Императора, ослепительный жар его ярости и безграничность веры в предназначение человечества господствовать среди звезд.
Келканнис же остался в живых, поскольку был ничтожнейшим из смертных, как и миллиарды остальных людей, составляющих Его паству. Своим долгом Келканнис считал показать всем, что внимание Императора в равной степени обращено и к низшим, и к высокопоставленным гражданам Империума.
Его считали безумцем. Он отказывался признавать их правоту. Те, кого посылали урезонить его, прислушивались и тоже начинали верить, что не только слепая удача избавила Эвиссера от жестокости зеленокожих. Даже то обстоятельство, что Администратум не смог вновь превратить его в деталь огромной машины, делало Эвиссера особенным. Даже безликая, безграничная бюрократия Империума не смогла сокрушить его дух.
Он был не просто проповедником, на которого снизошла милость Императора. Он воплощал в себе надежду — надежду на то, что самые скромные мужчины и женщины способны играть значительную роль в планах Императора, охватывающих все человечество. Надежду на то, что каждая душа что-то значит для Империума.
А гражданам Империума больше всего недоставало как раз этой надежды. Все миры приглашали к себе Эвиссера. И когда он появлялся, правители и Арбитpec были не в состоянии разогнать толпы почитателей Келканниса. Прошло немного времени, и кое-кто стал поговаривать о его святости.
А потом стали происходить чудеса. Один из портовых ульев Трепитоса охватила жестокая чума. Эвиссер отправился в самое сердце карантинной зоны и оставался там на протяжении шести месяцев. Он облегчал последние часы жизни тысячам людей, приносил им утешение и веру, что они умирают по воле Императора. Это само по себе было чудом: несмотря на многие часы, проведенные у ложа умирающих, болезнь не тронула Эвиссера.
Восстание рабов-мутантов на Магнос Омикроне грозило анархией этому миру-кузнице. Эвиссер чудесным образом прошел под обстрелом и поговорил с предводителями мятежников. Не имея никаких других средств, кроме чистоты слов Императора, внушенных ему свыше, Эвиссер уговорил повстанцев сложить оружие и вернуться под тяжелую руку Империума.
Где бы ему ни приходилось странствовать, вслед за его кораблем шли в варп все попутные суда: в кильватере Эвиссера варп оставался спокойным и безмятежным. Ни один из кораблей, следовавших за Келканнисом, не был потерян в безумии варп-штормов. Благодаря поездкам Эвиссера для помощи отчаявшимся и обездоленным людям Шлейф был впервые отмечен безопасным сообщением между системами.