По всем правилам приличий ей следует развернуться и уйти, но… к Хельму все приличия вместе с правилами. О Евдокии ведь говорят.
Ей и слушать.
— Мы, признаться, думали, что дело в привороте… — Бержана, у нее есть приобретенная привычка слегка картавить, словно бы она — малое дитя, не способное правильно выговаривать буквы. — И купили отворотное зелье…
Сердце заледенело.
— Думали, выпьет, поймет, чего натворил и отошлет ее куда‑нибудь, — поддержала сестрицу Августа.
— А он выпил и ничего!
— Совсем ничего.
И лед тает.
Если ничего, то… то это ведь хорошо, не так ли? Замечательно даже. И надо быть практичною, правда, получается не очень. Мысли крутятся — вертятся, что те мельничные колеса…
…на старой усадьбе поля засевали плотно, однако же, судя по отчетным книгам, урожаи там были слабые, такие, что едва — едва само высеянное зерно окупалось.
…а мельница развалилась, потому как зерно, то самое, не уродившееся, продавали на сторону, взамен покупая муку втридорога.
…и надо бы решить, то ли мельницу ставить, то ли…
…а если ставить, то нового образцу, и молотилок закупить, сеялок новых… но это, конечно, на следующий год уже…
— Вотан ниспослал нам испытание, — а этот скрипучий низкий голос принадлежит Катаржине. — И мы должны нести его с гордо поднятой головой…
Гордости у княжны хватит на двоих, а то и на троих, и пусть говорит она о смирении, пусть молится, но и молитва ее какая‑то… нарочитая, что ли? Слова произносит медленно, да по сторонам поглядывает, всем ли видна глубина ее благочестия?
Это все ревность говорит злая. Обида.
Заставляет кулаки стиснуть и губу прикусить, до боли, едва ли не до крови…
— И молить богов о терпении…
Бержана фыркнула.
А может не она, но сестрица ее, близняшка.
— Еще скажи, что мы небесам спасибо сказать должны, — это раздалось совсем рядом, и Евдокия отступила. Почему‑то ей стыдно было от мысли о том, что ее могут обнаружить на этом вот балкончике, ведь тогда подумают, будто она, Евдокия, подслушивает…
И правы будут.
— Лихослав поступил безответственно, — низкий грудной голос Богуславы очаровывал. Эта женщина, с которой Евдокия тоже пыталась быть вежливой, признаться, внушала ей страх.
Она была…
Слишком?
Пожалуй, именно так… слишком красива… слишком совершенна… учтива, вежлива… безупречна в каждом слове своем, в каждом взгляде. Именно таковой и должна быть княгиня Вевельская.
А не…
В темном стекле Евдокия отражалась нелепой.
Платье это… шелк и муслин. Вышивка ручная. Деньги, выброшенные на ветер, потому как второй раз его не наденешь, ибо неписанные правила светских визитов то запрещают. И главное, жаль, потому как Евдокия себе в этом платье нравилась.
Она становилась стройней.
И моложе… и с Богуславой все одно не сравниться, почти десять лет разницы.
— Я допускаю, что он испытывает… влечение, к этой женщине…
…именно.
…Евдокия для них всех не была человеком, но лишь абстрактной «женщиной», которая едва ли не обманом в семью проникла. И теперь все ждали, когда же сей обман вскроется, и Лихо, разочаровавшись, отошлет ее…
…не разведется. Разводы не приняты…
…или не были приняты? Собственная матушка Лихослава, которая вышла замуж повторно, не подала ли дурной пример?
Впрочем, лучше уж развод, чем жизнь по обязательствам.
— Мужчины во многом примитивные существа. Они поддаются собственным низменным желаниям, порой не задумываясь о последствиях их, — в этом низком голосе звучала печаль.
И Евдокия прижала ладони к горящим щекам.
— Эта женщина миловидна, а ваш брат так долго служил на границе, то отвык от женского общества… вот и взял первую, которая показалась довольно доступной…
— Ты думаешь…
— Я почти уверена, — с ноткой пренебрежения отозвалась Богуслава, — что к алтарю она шла вовсе не невинной… ваш брат — благородный человек…
Щеки не горели — пылали.
— Он пока еще ослеплен ею, но вскоре эта ослепленность уйдет. И он поймет, сколь глубоко ошибался.
Если уже не понял.
— Если уже не понял, — Богуслава озвучила украденную мысль. — Он, конечно, станет все отрицать…
Вздох.
Громкий. Совокупный.
— К тому же Евдокия принесла в семью деньги, и он будет чувствовать себя обязанным…
— Если бы от этих денег еще польза была… представляешь, я попросила у Лихо денег… всего‑то двести злотней. А он не дал! Говорит, что мы и без того много тратим.
Зачем Евдокия это слушает?
Неужели и вправду надеется услышать нечто, для себя новое.