Маллид наблюдал, как быстро удаляются четыре всадника, исчезая в туманной тьме. Смотрел им вслед даже когда они уже скрылись из виду, и даже когда уже нельзя было различить топота копыт все равно стоял в дверях и вглядывался в ночь, а может куда-то в глубину себя и своих воспоминаний. Затем, словно очнувшись ото сна, обернулся и оглядел место недавнего весёлого застолья, где остались только: дрожащая, перепуганная девочка, утишающий её юноша и пьяный в хлам бывалый воин, заделавшийся земледельцем.
- Какое же ты все таки позорище, - сказал Маллид сыну. - Только с детьми да девками и можешь сидеть.
Его повело назад, ноги заплелись и навалившись спиной на стену, он сполз по ней на пол.
***
Они мчались во весь опор, не щадя лошадей. Неслись сквозь ночь, разрывая туман на лоскуты, словно старую, дырявую простыню. И все равно, Сайну показалось, что прошла целая вечность, между тем моментом, когда они покинули имение Маллида, и тем, когда он увидел впереди свой дом. Сколько всего он успел за это время передумать, сколько ужасных исходов событий вообразил. В том, кого Илия назвала чудовищем, Сайну представлялся образ человека. Возможно группы людей. Беглецов от закона или дезертиров уходящих на север, в Волхарию, где гнев герцога уже не сможет их настигнуть. Ублюдков, для которых не существует ни чести, ни морали, ни совести. Таких Сайн встречал на своём веку не мало, и хорошо знал, на что они способны. Вот истинные чудовища, а не сказочные бестии, и не голодные лесные хищники. Истинные монстры - жадные, ошалевшие от вседозволенности люди, не могущие сказать себе: «нет», когда перед ними оказывается кто-то слабый и не способный дать отпор. Сайн чуть не выл во весь голос, представляя, что такие уроды могут сотворить с его супругой и дочерьми. И проклинал себя за то, что покинул их, за то что не был рядом, когда оказался нужен.
«Скорее! Скорее! Скорее!» - кричал он мысленно лошади, понимая, что скакать ещё быстрее она не способна, и сильнее всего на свете желая в ту минуту обрести крылья и, обогнав ветер и ночь, оказаться у себя дома через мгновение.
И вот, в белесом мраке показался силуэт конюшни, хлева и дома. Лишь подскакав почти вплотную Сайн заметил, что сквозь щели к ставнях комнаты его дочерей пробивается свет.
- Шанта! - позвал он супругу, спешиваясь. А затем, несясь к дому стал выкрикивать имена дочерей: - Тара! Зана! Риза! Девочки мои!
Со всего маху он врезался в дверь и обнаружил, что та заперта. Сам этот факт уже был поводом для беспокойства, так как, с самого дня их прибытия в эту долину, хоть на дверях и имелись засовы, они никогда не запирались. Наложившись на уже бушующий внутри Сайна ужас, эта чертова дверь, преграждающая ему путь к семье, породила в его сознании одновременно надежду, при мысли что семья заперлась от зверя, и тот не сумел проникнуть внутрь, и отчаяние от предположения, что это некто посторонний забаррикадировался в его доме, взяв в заложники жену и дочерей. И Сайн стал долбить кулаками в дверь, снова и снова выкрикивая имена супруги и дочерей.
- Смотрите! - указал Ронар на то, что пропустил Сайн, но заметил спешившийся Ханрис.
Крыльцо, на котором стоял Сайн, было залито кровью. Крови было много и вокруг, рядом с домом. А в нескольких шагах от двери, лежал труп собаки.
«Лохмач» - узнал Ханрис старого пса Сайна.
Все его тело превратилось в месиво из ещё не свернувшейся крови и шерсти. Голова была неестественно вывернута, горло разорвано. Оглядевшись по сторонам Ханрис заметил и труп второго пса - Клыкастого, лежащий чуть дальше.
Сайн с такой силой долбился в дверь, что казалось, ещё чуть-чуть и она слетит с петель, но прежде чем это произошло, её открыта Тара, и тут же кинулась в объятия отца.
- Что тут произошло?! - спросил он, поднимая дочь на руки и быстро проходя в дом.
- Кто-то забрался в хлев! - захныкала девочка. - Илия и Зана.... пошли посмотреть... Потом его отогнали псы. Но Зана...
- Что с ней?!
Но ответ не требовался. Задавая этот вопрос Сайн уже входил в комнату сестёр, и увидел, как над кроватью Заны склонилась его супруга, а рядом сидела рыдающая Риза.
- Зверь её покусал... - дала запоздалый ответ Тара.
- Девочка моя! - Сайн опустил Тару на кровать, и кинулся к постели Заны.
Её одеяло пропиталось кровью, кажущейся чёрной в свете всего пары свечей. Девочка была жива, но дышала тяжело и хрипло. Глаза её были закрыты.
- Так много крови, - прошептала Шанта, уступая место мужу, а сама сев на край кровати Илии. - Так много... Она никак не останавливается. Течёт и течёт.
Откинув одеяло, Сайн поднял промоченные в тёплой воде тряпки, красные от пропитавшей их крови, которыми Шанта пыталась остановить кровотечение. Увидев четыре рваные раны, разорвавшие плоть девочки, Сайн сжал кулаки, поддавшись на миг панике. Никогда прежде он не позволял себе такого. Но ведь никогда прежде перед ним на койке не лежала дочь. Он зашивал раны от топоров и мечей, отрезал загнившие конечности, пилил и дробил кости, запихивал кишки на место. Но вид этих ран на побелевшем тельце его родной дочери, его Заны, такой смелой и смышлёной, такой озорной непоседы, лежащей теперь перед ним безвольным куском мяса, сочащимся кровью, привёл Сайна в ужас, лишил его самообладания. Но всего на миг. И вот он уже взял себя в руки.