«И ничего не сказано о часах на площади. Почему? Как мне вернуть себя?» — думает Олег, а за окном с трудом занимается утро, серое и тоскливое, как весь город.
Он идёт на кухню и ставит чайник. Заглядывает к Мише. Тот спит, закутавшись с головой в одеяло.
«Где сейчас Генка? Надо позвонить на работу и отпроситься. Мишу нельзя оставлять одного. Собрать ребят и пойти с ними в лес. А какой им толк от меня, я ведь не смогу их защитить. Надо идти в часовую башню. Только там я найду ответы».
Олег готовит завтрак и идёт будить Мишу. Ему не хочется этого делать, но без сына в предстоящем деле не обойтись.
— Миша, — он трогает мальчика за плечо, — Миша, просыпайся.
Мишка сонно разлепляет веки.
— Вставай завтракать.
Мальчик садится в кровати и трёт глаза.
— Поднимайся, поднимайся, надо поговорить. Иди умойся, жду тебя на кухне.
Олег пьёт чай, пришлёпывает Мишка и садится рядом.
— Вот хлеб, салат. Потом чай попьёшь. Я сейчас уйду по делам, а тебе надо будет собрать ребят, чтобы, как я вернусь, идти выручать Генку.
— Генку? А что с ним? — спрашивает Миша, словно не до конца проснувшись. — Куда ты пойдёшь?
— В башню на площади. В городских часах сокрыта магия, что поможет мне стать прежним.
— Прежним?
— Да, прежним, иначе от меня никакого толку.
— Хорошо.
— Мишка, да что с тобой? Ты чего такой кислый?
— Не знаю, не выспался, наверно.
— Ладно, ты жуй, а я побежал.
Олег одевается, суёт за пояс меч и выходит из дома. Город встречает его мелким дождём с затянутого серой пеленой туч неба и пустынными улицами. Город словно вымер. Редкие прохожие лишь усиливают это впечатление.
В одиночестве он пересекает городскую площадь и останавливается у подножия башни. Смотрит на часы. Тридцать пять минут двенадцатого.
«Разбудит кровь в двенадцать».
Дверь во внутренний двор башни закрыта. Тогда Олег оглядывается по сторонам и перемахивает через забор. Маленький дворик пуст, лишь в углу свалено несколько старых ящиков. Он подходит к двери, на ней висит большой старинный замок. Олег тянет его, думая, справится ли меч, но тот неожиданно сам открывается. Видимо, он давно сломался и висел просто для вида. Сняв замок, Олег толкает дверь и входит в башню. Внутри пахнет отсыревшей побелкой, металлом и машинным маслом. Железные ступеньки винтовой лестницы уходят вверх. Он старается подниматься тихо, но лестница дрожит, скрипит, и гулкое эхо шагов улетает в вышину. Наконец он выбирается на верхнюю площадку перед часовым механизмом. Раздаётся нарастающее жужжание, и часы звонко бьют без пятнадцати двенадцать.
«Что же делать?»
Олег оглядывается по сторонам и видит на столбе блеснувшую стеклом маленькую рамку. Подходит. Это не фотография, а вырезка из газеты.
«Вчера в 12 часов дня случилась трагедия. Погибла всеми нами любимая Маргарита. Чудовищной силы молния ударила в башню, почему не помог громоотвод — остаётся загадкой. Городские часы остановились вместе с сердцем Марго. Нам больше не услышать её замечательных песен, но мы всегда будем помнить её. Всегда!»
Вспышка, подобная вспышке молнии в темноте, озаряет память. Он видит распростёртую на дощатой площадке Маргариту и маленького Мишку, склонившегося над ней. Сын держит в руке треснувшую пудреницу и ласково водит губкой по бледным щекам мамы.
— Туча хотела забрать меня, — говорит он, — позвала на башню. Я не хотел идти, но как-то пришёл. А мама за мной. Не отпускала. Туча ударила её, и мама упала. Она спит? Смотри, какая она красивая.
«Ветер в сердце. Знай!»
— Ветер-ветерок, ты нужен мне.
Внизу хлопает дверь, а через мгновение порыв ветра уже кружит вокруг него годами копившуюся в часах пыль. Те вторят ему, жужжа и готовясь отбить полдень.
«Разбудит кровь в двенадцать».
Олег надкусывает губу, прикасается пальцами и взмахом отправляет алые капли в полёт. Затем вытаскивает меч и с размаху перебивает кабель электродвигателя. Раздаётся двенадцатый удар, и часовой механизм останавливается. Кружит яростный ветер. Олег поднимает руку, чтобы прикрыть глаза, и таращится на свою ладонь — ладонь мальчишки. Одежда тоже изменилась, обратившись в выцветшую куртку, потёртые зелёные джинсы и поцарапанные на носках ботинки.
Ветреный громыхает по ступеням вниз, перелезает через забор и, расплёскивая лужи, несётся домой. Он не может идти: бежать так легко и естественно. Тем более что надо спешить.
Влетает в квартиру и видит Мишку с новым мечом в руках.
— Ты собрал ребят?
— Ты кто?
— Отца родного не узнаёшь?
— Как это?
— Магия крови и пыли, уж ты-то должен понимать.
— Я понимаю. — Мишка вглядывается в его лицо. — И правда похож.
— Где ребята?
— Разъехались. Никого нет. Мы одни остались. Если случится выброс…
— Я сделаю всё, чтобы вернуть Генку. Втроём мы сдержим натиск.
— Тогда поспеши, один я точно не справлюсь, даже с таким мечом и всеми желудями. Ты должен успеть.
— Я побежал, держись!
Олег обнимает стоящего истуканом Мишку, выскакивает из квартиры и несётся по ступеням вниз.
— Папа, со мной что-то не так, мне их не удержать, — еле слышно произносит Мишка и опускает меч.
========== 6. Весточка ==========
Генка лежит на грязной, вонючей тахте, невидяще глядя в бревенчатую стену землянки. Всё тело, искусанное Карой, болит, но он не обращает на это внимания. В голове вновь и вновь звучат шипящие слова: «В душу, в душу! Вот здесь попробуем и вот здесь полакомимся. О-о-о-х-х… Посмотрите, что у нас есть. Какая красота, какая ма-а-аленькая красотулечка. Ничего, не стыдись, подрастёшь, да, да, мы тебя сейчас подрастим, и Кара будет довольна. Знаешь, почему меня так зовут? Я думаю, ты догадаешься, или уже не совсем ты, но догадаешься. В душу, в душу! А я видела Штоца. Когда он вошёл в меня всепроникающим взглядом сладостной боли и принёс весть. Да, да, весть. Такую чёрную ледяную снежинку. Прямо в душу. И знаешь, они растут, множатся, совокупляются с сердцем, насилуют и пожирают душу, и каждый раз, каждый раз я испытываю, испытываю это… В душу, в душу! Я поделюсь с тобой, они теснятся в груди, теснятся. Ну, давай же, откройся, хороший мальчик, смелый воин, или ты боишься, боишься не справиться? В душу, в душу! Смотри, какая она чистая, кристальная, острая, знаешь, как она входит? Вот так же, как ты в меня, так же, как он. Штоц!.. Вот, быстрее, ещё немного, первый раз, да, и тебе нравится, я вижу, что нравится, сладкий мой, вот молодец, вот умница-а-а… Открылся, теперь принимай… В душу, в душу! А Штоц оказался совсем не таким, как мне представлялось…»
— На, жри! — говорит Дик и толкает в плечо миской с кусками жареного мяса.
Генка не шевелится.
— Ты оглох?!
— Не ори, Кара его так отходила, что он ещё не скоро в себя придёт.
— Чего там приходить, я вот и не уходил никуда, — глумливо улыбается Дик.