Генка перешёл, опустил велосипед и, улыбаясь, обернулся.
— Ура! Давай, Мишка!
Внизу течёт река. Руки дрожат. Мальчик хватается обеими за железный, покрытый ржавчиной трос и шагает. Завораживающе бежит вода. Мишка вспоминает, какой радостью она была летом. Как весело было купаться. Он делает глубокий вдох, а затем ещё один шаг.
«Как странно, кажется, что волны рядом, а ведь до них несколько метров».
Шаг. Отец учил его плавать, а потом кружил в воде, ухватив за руки. Мишка улыбается, вода добрая. Трос ледяной, пальцы замерзают и плохо слушаются. Он вновь смотрит вниз. Река влечёт беспрестанным движением, уносит вдаль, вглубь. Мишкин рот округляется, глаза закатываются, скрюченные пальцы соскальзывают с троса. Он падает, но его уже нет здесь, вода унесла сознание далеко, глубоко. Туда, где серый песок и чёрный ил, где спят водоросли и двухметровые сомы лениво шевелят усами.
Мишка не слышит, как, жалобно загремев, падает велосипед, не чувствует, как Генка хватает его за запястье. Он еле успевает выдернуть Мишку из пасти моста в последний момент. Мишка дрожит так, словно действительно оказался вынутым из ледяной воды. Смотрит на Генку и молчит. Ему кажется, что он разучился говорить. От этого чувства он пугается ещё сильнее и выдавливает из себя слово, которое так давно не произносил:
— М-мам-ма.
А над головой у сидящих на ниточке моста мальчишек летят тяжёлые серые тучи.
Перед ними дачи. Генка их не любит, особенно в этот период, когда здесь почти нет людей. Он опасается одичавших собак. Те стаями рыскают по округе. Остановившись на въезде, он поднимает палку и даёт её Мишке.
— Будешь от собак отбиваться. Они трусливые, но если погонятся, грозно замахнись, и они отстанут.
— Хорошо. Я им как дам по зубам! — делает Мишка самое зверское, на какое способен, выражение лица.
Чтобы не улыбнуться, Генка отводит взгляд и смотрит в проулок.
— Поехали.
Они тарахтят по разбитым колеям грунтовки. По сторонам от дороги цветущие абрикосы. Белые лепестки как-то особенно ярко смотрятся на фоне тёмных клубящихся туч. В спину порывами дует ветер, поднимая старую листву и тучи пыли. Неожиданно Генка тормозит. Мишка больно бьётся грудью о руль и чуть не перелетает через него. Генку так захватил контраст усыпанных белыми цветами деревьев и тёмного неба, что он не заметил, как на дорогу вышла огромная собака. Водолаз с длинной грязно-серой шерстью. Он стоит посередине дороги, перегораживая её практически полностью, и смотрит на мальчишек. Мишка понимает, что его палкой такую собаку можно только дразнить.
— Обойдём его сзади. Не смотри ему в глаза. Брось палку и веди велосипед.
Они идут вдоль забора, держа велосипед между собой и собакой. Мишка ведёт за руль, а Генка придерживает за сиденье и готов в любой момент выхватить меч. Когда они приближаются, водолаз немного разворачивается, пропуская их мимо.
«Главное, не бояться», — думает Мишка.
Ему кажется, что собака смотрит им вслед, оборачивается — дорога пуста.
— Миш, садись.
— У меня руки трясутся, — говорит он.
— Ничего, пройдёт.
— Наверное, я трус.
— Трус бы никогда не отправился в Тёмный лес.
Момент, когда они въезжают в лес, в сознании Генки не отражается. Он помнит, как они ехали по выжженному полю перед ним под накрапывающим дождиком. А потом сразу осознаёт, что он уже в лесу, а по сторонам поднимаются толстые корявые деревья. Зябко веет сыростью. У земли слоится никогда не исчезающий туман. Вверху, опускаясь всё ниже, утробно урчит Туча. Мишка с болезненной ясностью понимает, что ему хочется плакать.
«Это все Тёмный лес», — думает он и шмыгает носом.
Генка останавливается. Ехать дальше невозможно. Дорога петляет, из неё торчат корни и валяются сучья. С боков нависают ветви. Они, как холодные мокрые руки, касаются ребят, и те вздрагивают от падающих капель.
«Может, не пойдём?» — хочет сказать Мишка и весь сжимается от осознания своей слабости, но не говорит, а только ещё раз шмыгает носом.
— Замёрз, Миш? — спрашивает Генка. — Какой же я всё-таки дурак, надо было теплее одеться. Мама сумела вывести меня из себя, вот мы и попались.
— Нет, я сейчас привыкну, дождь только…
Генка запрокидывает голову. С мрачно-серого неба летят светлые капли дождя, а переплетения ветвей выглядят совсем чёрными.
«Как в подземелье», — думает он.
Лес надвигается плотнее. Как по туннелю, они пробираются вперёд. В спицы всё время лезут какие-то палки. Генка то и дело останавливается, вынимает их и звереет. Он поглядывает на худенького и бледного после зимы Мишку. В лесу тот видится ему каким-то другим. Мальчишка всё время противно вздрагивает, его неприкаянный вид страшно раздражает и выводит из себя, а постоянное шмыганье носом просто бесит.
«Если он ещё раз шмыгнёт носом, я его убью», — думает Генка, а в следующую секунду спохватывается и хочет, чтобы кто-нибудь дал ему по морде за такие мысли.
И тут что-то больно стукает его по голове, отлетает в сторону. Он наклоняется, чтобы посмотреть, и видит большой сморщенный желудь.
— Мишка, — потрясённо восклицает Генка, — куда же мы идём?! Посмотри, дубы давно вокруг нас!
— И правда, — говорит тот, озираясь по сторонам. — Лес нас заворожил, я слышал, что такое бывает. Забываешь, зачем пришёл, и заходишь всё дальше и дальше.
— Давай ветку подходящую искать.
— Кшеркан! — раздаётся сверху. — Кшеркан! Кшеркан! Кшеркан! Кшер-р-р!
А в следующее мгновение в мальчишек летят гнилые ветки, труха и куски коры.
— Кшеки! — кричит Генка, бросает велосипед и прикрывает собой Мишку.
По спине больно бьёт большая сухая палка. Генка кривится от боли.
— Твори защитку, — говорит он, — иначе они нас забросают. Я тебя прикрою.
Мишка суетливо лезет в карман и достаёт круглую пудреницу. Пудреница — одна из немногих вещей, что остались от мамы. Открывает. Пудры в ней давно уже нет, но запах остался. Почувствовав его, он вспоминает мамино лицо и то, как, шутя, она вымазывала его любопытный нос в пудру. Сейчас вместо пудры серая пыль. Он берёт щепотку и, глядя в зеркальце, шепчет:
— Образ, отразись, человек, вернись. Кшеков разгони, нас обереги! Мама, помоги!
Вверху, на деревьях, почуяв силу, яростно рычат и скрежещут зубами кшеки. Щепотка пыли из-под кровати падает из Мишкиных пальцев и превращается в вихрь. Он подхватывает прошлогодние листья, кусочки земли, капли влаги, и в нём вырисовывается человеческий силуэт.
— Закрой глазки, маленький, — раздаётся голос. Мишка зажмуривается, а ладонью прикрывает глаза Генке.
В следующее мгновение их обдаёт мусорным ветром. Вверху верещат кшеки. Мальчики слышат, как они скачут по ветвям, уносясь в чащу леса. Над деревьями громыхает, и начинается ливень. Генка выпрямляется и смотрит на Мишку. Оба они грязные с головы до ног.